Мартин Гор в Берлине нашел свой творческий Эльдорадо. Он постоянно проводил время в барах и клубах, которые лишь понаслышке знали, что такое нерабочие часы. Он встречался с интересными людьми со странными вкусами. Им завладела атмосфера этого разделенного на две части города с наглухо закрытой границей между двумя мирами. Именно в Берлине Гор окончательно «проснулся». И он стал не первым, на кого этот город оказал такое влияние: Берлин издавна привлекал к себе творческий люд. Потому что предлагал им нечто особенное и открывал глаза на многие вещи.
Первый период расцвета метрополия пережила в двадцатые годы. Задолго до того, как стена навсегда изменит атмосферу этого места, Берлин приобрел репутацию города, наводненного странными заведениями. Сфера развлечений с 1920 года здесь была чем-то особенным: в Берлине проходили шоу трансвеститов, здесь была организована открытая сцена для лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией, работали рынки, продающие порнографию, была развита культура употребления кокаина. Город стал символом продвинутости. А продвинутость рассматривалась как эстетическая и содержательная основа для движения футуристов, которые создали почву для появления синтипопа в Англии в начале восьмидесятых.
В начале двадцатых годов в Берлине проживало чуть менее четырех миллионов жителей. По величине он был третьей столицей после Лондона и Нью-Йорка. Город был молод и объединял в себе великое множество разнообразных культур. В 1920 году примерно треть берлинцев составляли молодые мужчины и женщины в возрасте до 30 лет; российские иммигранты и туристы еще больше подчеркивали интернациональность этого города, который уже в то время находился на границе между Западом и Востоком. Берлин был поистине интернациональным городом вплоть до того момента, когда национал-социалисты начисто лишили его блеска и привлекательности. Впрочем, даже в послевоенные годы город сохранил свои культурные тенденции во многом благодаря жизни западного Берлина в конце шестидесятых. Однако репутацию интернационального и многонационального города Берлину сохранить не удалось — в этом качестве он начисто исчез с карты мира.
Впрочем, он вновь заставил заговорить о себе, когда в 1976 году в Западный Берлин из Лос-Анджелеса сбежали две рок-звезды, пожелавшие избавиться от пристрастия к наркотикам. Игги Поп и Дэвид Боуи жили и работали вместе и окончательно утвердили за Берлином славу временного убежища рок-музыкантов. Прежде всего, пребывание в Берлине Дэвида Боуи немного вернуло этому месту блеск и славу прошлых лет. Склонный к непостоянству и переменчивости музыкант целенаправленно идентифицировал себя с жившим в Берлине в двадцатые годы английским писателем Кристофером Ишервудом, в романах которого «Труды и дни мистера Норриса» и «Прощай, Берлин!» рассказывается история британца, живущего в Берлине, ставшая основой для бродвейского мюзикла «Кабаре». Для Боуи Берлин стал городом противоречий. С одной стороны, его отличало свободомыслие и стремление к индивидуальности. А на другой чаше весов была стена и замкнутость, присущая островным государствам. «Люблю разногласия», - говорил Боуи о Берлине. «В каждом городе ищу их. В атмосфере умиротворенности и спокойствия я не могу писать. Мне нужен террор, атмосфера которого витает здесь». Вспоминая свои эскапады в наркотическом угаре, к которым он был склонен в Лос-Анджелесе, он говорил: «Берлин стал для меня клиникой. Он вернул меня к людям».
Точно так же, как позже Гор, Боуи очаровывается ночной жизнью этого города и открывает для себя места, завсегдатаи которых странным образом объединяют в себе радикальные тенденции индивидуализма и декаданса. В некоторых уголках Берлина можно было наблюдать явление, которое чрезвычайно впечатляло как Боуи, так и Гора — а именно исчезновение границ между полами. Излюбленным заведением Боуи стал клуб «Лютцовер Лампе» неподалеку от Курфюрстендамм. «Это был типичный клуб для гомосексуалистов, но не тот, в который специально приходят, чтобы снять себе партнера», - делился воспоминаниями продюсер Тони Висконти, сопровождавший Боуи в тех вылазках. «Там было приличное ревю трансвеститов. Можно было увидеть мужчин за шестьдесят, которые наряжались в женские тряпки и выглядели при этом фантастически. Они устраивали кабаре в лучших традициях Лайзы Минелли или Марлен Дитрих».
Музыкальным пристанищем Боуи в Берлине — как и позже у Depeche Mode — стала звукозаписывающая студия Hansa 2, располагавшаяся на Кетенер Штрассе, в тупиковом переулке южнее Потсдамер Платц. Тот переулок как раз упирался в пресловутую стену. В студии Боуи записал два альбома, которые позволили ему предстать перед публикой в новом свете — и это стало еще одной параллелью с биографией группы Depeche Mode. Low и Heroes стали объемными электронными работами, имели совершенно ни на что не похожее звучание, уникальное для того времени, и казались прямым воплощением впечатлений от окружающего мира.
Атмосфера в звукозаписывающей студии Hansa 2 перед падением стены была уникальной. Перед Второй мировой войной здесь играли классическую музыку, в основном фортепианную. Во времена нацистского режима залы студии облюбовало черное офицерство для проведения различных празднований. После воздвижения стены студия оказалась прямо на границе, и часовые на вышках наблюдали за происходящим в полевые бинокли. «Атмосфера была настолько провокационной, настолько стимулирующей и гнетущей, что группа постоянно ощущала себя в тонусе», - вспоминал Тони Висконти о нескольких неделях, проведенных в тени стены.
Боуи называл большой зал, где проводились записи, «the big hall by the wall». Ему, как и позже группе Depeche Mode, казалась привлекательной мысль о том, что он создает искусство в точке столкновения двух идеологий. Группа U2 также поддалась очарованию этого места и в 1990-1991 годах записала здесь свой знаковый альбом Achtung Baby. В списке легендарных альбомов, записанных в студии Hansa, можно найти The Idiot и Lust For Life Игги Попа, Misplaced группы Marillion, а также пластинки Nick Cave & The Bad Seeds Nighttime, Brighter Than A Thousand Suns и The Firtsborn Is Dead. Разумеется, в «the big hall by the wall» записывались и немецкие музыканты. В течение длительного времени студию арендовал известный продюсер шлягеров Джек Уайт, поэтому в списке можно найти такие имена, как Тони Маршалл, Лена Валайтис и Юрген Маркус.
Свои вечера Боуи, как Гор, любил проводить в Кройцберге. Здесь находилось множество питейных заведений, типичных для этой части города. В этих распивочных продавали бутылочное пиво, сюда никогда не проникали лучи солнца, и по этой причине музыка здесь звучала мрачная, под стать атмосфере. Характерным примером такого заведения был «Exil» на Пауль-Линке-Уфер 44, — легендарная пивная для актеров, музыкантов и другого разнообразного творческого люда (сегодня по этому адресу располагается итальянский ресторан). Другой явкой для представителей авангардной сцены начала восьмидесятых стал бар «Risiko», располагавшийся рядом со станцией Йоркштрассе между Кройцбергом и Шененбергом. Резидентами этого заведения были Бликса Баргельд и группа Einstьrzende Neubauten. Здесь свои первые знакомства приобретал австралийский иммигрант и джанки Ник Кейв. Здесь Мартин Гор пил свое пиво и наблюдал за странными дилетантскими представлениям берлинских поэтов и музыкантов. Назывались эти действа «кровавой баней».
Книга Свена Регенера «Младший брат», третья часть его трилогии «Господин Леманн», дает замечательное представление о берлинской сцене тех времен. В романе описывается жизнь города, в котором долгие зимы стирают границы между днем и ночью, а искусством становится все то, что сам автор назовет искусством. В Кройцберге расцветало культурное дилетантство, которое впитывало в себя впечатления от окружающего мира, чтобы затем превратить их в провокационную игру. Музыканты и творческие люди не прятались по своим каморкам — они демонстрировали себя: пьянствовали, бахвалились, пробовали свои силы на публике, старались урвать понемногу то там, то сям. Некоторые уголки Западного Берлина в конце семидесятых и в начале восьмидесятых превратились в декадентские анклавы для городской богемы, которая могла позволить себе подобный образ жизни, потому что условия аренды в Берлине и условия проживания были в тот момент чрезвычайно благоприятными. Фрэнк Тови, выступавший под псевдонимом Fad Gadget, посвятил этой городской богеме свою песню Collapsing New People. Песня стала портретным описанием участников Einstьrzende Neubauten (англ.: Collapsing New Buildings), известных своим неумеренным употреблением «спидов», позволявших им бодрствовать ночами.
После того, как Боуи на своем творческом пути сделал остановку в Берлине, и после того, как семь лет спустя сюда переехал Гор, они увидели город с обновленным обликом, который после падения стены стал важным инструментом маркетинга: Берлин стал бедным, но сексуально привлекательным. «Я приехал в Берлин, чтобы найти новый стиль жизни и пожить в иной атмосфере», - говорил Боуи, оглядываясь назад. Гор, подводя итоги своего берлинского периода, рассказывал, и как нам кажется, нисколько не кривил при этом душой: «Я не знаю, изменило ли меня и мое искусство время, проведенное в Берлине. Но этот город, несомненно, стал источником моей креативной энергии».
Сообщение отредактировал Старушка Извергиль: 26 Март 2012 - 11:15
...навеяло))
)))
