Они хотят ещё / Just Can’t Get Enough
Uncut, май 2001, текст: Стивен Далтон / Stephen Dalton
http://www.sacreddm....c010501main.htm
Дэйв Гэан не может сделать вдох. И слышать он тоже ничего не слышит. Это немного странно, ведь всего в нескольких метрах от него 50 тысяч поклонников Depeche Mode кричат ему, чтобы он возвращался обратно на сцену. Коллеги по группе зовут его, но Дэйва приковала к месту боль в груди. Перед глазами у него всё плывёт, а ноги подгибаются.
Сейчас 8 октября 1993 года, они в Новом Орлеане. Они находятся в своём самом долгом, разнузданном и разрушительном туре, и отношения в группе уже накалены до предела. Каждый либо одурманен наркотиками, либо близок к нервному срыву, либо на грани самоубийства от депрессии. Никто не хочет разговаривать с Дэйвом, хотя за его спиной они посылают его на три буквы. Он истощён и напоминает покорёженный тотемный столб, испещрённый татуировками и шрамами, которые он сам себе нанёс. Похожий на бога под кайфом, сегодня он расхаживал по сцене и изгибался, словно второй Майкл Хатченс. Получится ли у него стать ещё рок-н-ролльнее, чем сейчас?
Да запросто. А что если взять и умереть в разгар выступления от вызванного наркотиками сердечного приступа? Круто, да? Но, что за чёрт, вдруг откуда-то появляются врачи «скорой помощи». И вот уже Гэана уносят на носилках, но его голова слишком затуманена, чтобы это заметить, ему всё равно.
Пока его загружают в машину «неотложки», он слышит, как оставшиеся участники Mode, вновь выйдя на сцену, начинают неуверенно играть. Звучит весёлая, очень подходящая к случаю песня под названием «На пороге смерти». Дэйв смеётся.
«Если честно, о смерти я тогда вообще не думал, – вспоминает он сегодня, – настолько я не хотел самому себе признаваться, что вообще со мной происходит».
К тому моменту, как в Новом Орлеане с ним случилась эта беда, Дэйв Гэан уже почти десять лет наказывал себя с помощью героина и кокаина, выпивки и «травы», «экстази» и страданий, самообвинений и грехопадения. Чтобы восстановиться после этого только что случившегося, не угрожающего жизни сбоя в работе сердца, ему разрешат один день отдохнуть. А потом он снова, не раздумывая, с головой бросится в поток, несущий его к смерти или к славе.
В январе 2001-го всё пережившие трое основных участников Depeche Mode собираются в студии на западе Лондона. Пять или шесть лет назад даже это показалось бы чудом. Ещё более удивительным – если вспомнить, как последние два альбома разрушили их дружбу, раскололи группу и чуть их не убили – кажется то, что сегодня Дэйв Гэан, Мартин Гор и Энди «Флетч» Флетчер обмениваются шутками, а их новый альбом “Exciter” полон светлых и современных песен.
В студии присутствует и известный по работе в LFO и с Бьорк продюсер пластинки Марк Белл, который помогает Mode наконец-то обрести полную гармонию в их долгих, но не всегда гладко складывающихся взаимоотношениях с экспериментальной электроникой. В прошлом группа имела непосредственное отношение к техно, индастриалу, хаусу, готике, панку и синти-попу. Мода приходит и уходит, появляются и пропадают стили. Depeche Mode, намеренно не желавшие следовать модным тенденциям в начале и в дальнейшем собственными силами добившиеся успеха и справившиеся со всеми трудностями, пережили их всех.
Флетч – человек, который в группе не занимается музыкой и поддерживает эмоциональный климат внутри коллектива, – целиком проигрывает на студийных колонках почти законченный альбом. Известно, что журналисты любят в преувеличенно восторженных тонах говорить о важных новых пластинках, но “Exciter” действительно звучит впечатляюще, насыщенно и разнообразно. По конструкции он напоминает современное здание – внушительное, построенное с применением новых технологий и природных материалов. Гэан ещё никогда раньше не пел так нежно и искренне, особенно это заметно в нескольких тихих техно-фолковых песнях-колыбельных. На сегодняшний день это либо самый типичный альбом Depeche Mode, либо пластинка, менее всего похожая на их привычную музыку.
“Uncut” собираются узнать, как у Mode получилось записать “Exciter” – их первую за много лет работу, обошедшуюся без наркотиков и душевных травм. Ведь то, что с ними происходило – это сага о глубокой неуверенности в себе и химическом безумии, похожая на фарс мыльная опера, в каждой серий которой было столько же мрака и одурманенности, как и у Rolling Stones во времена их взлёта в 70-е, и столько же поражающей воображение разнузданности, как у Led Zeppelin, когда те были королями мира. Но главные роли в ней играли трое мужчин, которые, на первый взгляд, чувствовали бы себя уютнее, прогуливаясь по магазинам, где продаётся всё для садоводства, а не участвуя в сексуальных и наркотических оргиях. Ведь это рассказ о том, как трое или четверо самых замкнутых, легкоранимых и не подходящих на эту роль поп-звёзд в истории покорили рок-вселенную.
Его действие начинается в Базилдоне. Со школьных лет, с компаний друзей-подростков, с больно ранящей жестокости жизни, с которой сталкиваешься, когда растешь странным в странном городе. Ребята могут уехать из Эссекса, но избавиться от Базилдона в себе у них так полностью и не получится. Ведь Depeche Mode настоящие невротики из «нового города». Это благопристойное полудеревенское местечко, в котором они все выросли, проектировалось как город-утопия для своих жителей, перебравшихся туда из перенаселённой столицы, но к концу 70-х его заасфальтированные переходы и неблагополучные районы стали больше напоминать декорации к фильму «Заводной апельсин».
«Люди работали, чтобы иметь возможность жить в собственном доме, – вспоминает Флетч, семья которого переехала в Базилдон из Ноттингема. Ему 39, он долговяз и немногословен, ведёт себя непринуждённо и дипломатично и говорит с типичным для всех представителей музыкальной индустрии лондонским акцентом, по которому совершенно нельзя определить социальную принадлежность человека. Его, рассуждающего о футболе и своём небольшом ресторанчике в северном Лондоне, легко можно было бы принять за слегка эксцентричного бухгалтера или разбогатевшего лавочника. Трудно себе представить, что в группе он главный специалист по депрессиям и что зачастую именно он невольно становился причиной конфликтов внутри коллектива, но, как известно, в тихом омуте черти водятся.
«Если у тебя была работа, ты мог себе позволить и собственный дом, – продолжает Флетч. – Но в 70-х всё пошло не так, как надо: город стал расти, а рабочие места – сокращаться. Когда мы были детьми, у нас были спортивные площадки, мы играли в футбол и крикет, много времени проводили на природе, но потом экономическая ситуация стала ухудшаться. Сейчас это огромный город, где не так много рабочих мест, и молодёжи там нечем заниматься».
39-летний Мартин Гор поначалу кажется менее разговорчивым, чем Флетч, с которым он дружит со школьных лет. Наша первая встреча больше напоминает собеседование, а Гор – нервозного претендента на место мелкого офисного служащего. Но вскоре выясняется, что он умеет смеяться над собой, педантично вежлив и доброжелателен. Позже наш телефонный разговор затянулся на полчаса дольше, чем было запланировано, и когда тут его жене понадобилось ехать в спортзал, он принёс мне множество извинений за то, что вынужден прервать нашу беседу. Мало кто из успешных поп-звёзд бывает настолько вежливым.
«Я по-настоящему ненавидел Базилдон» – голос хрупкого музыканта звучит задумчиво и с шепелявыми интонациями Менеджера Рона из комедийного сериала – ну да, всех этих злобных типов в коже, ошивающихся по паркам, понятное дело. «Я хотел выбраться оттуда как можно скорее. Думаю, играя в группе, я пытался скрыться от всего этого. Там почти нечем было заняться. Это один из таких городов, где люди идут в паб и напиваются, потому что больше там делать нечего. Я слышал, что сейчас там совсем невыносимо жить».
Ощущение таящейся за углом опасности никогда не оставляло его, когда он был подростком. «Однажды, когда мне было семнадцать или восемнадцать, мы с другом возвращались с вечеринки из Лэйндона, который недалеко от Базилдона, домой, – рассказывает он. – И вдруг мы услышали, как за нами кто-то бежит. Мы не обратили на это внимания, но тут нас неожиданно окружили шестеро парней – они хотели знать, кто из нас назвал их приятеля «грёбаным придурком». Ну, знаете, как это бывает. И тогда они полезли на нас с кулаками… тяжёлые это были времена. У Дэйва тогда постоянно случались драки из-за того, что он необычно одевался».
Дэйв Гэан родился в Эппинге в 1962-м, в его слегка американизированном произношении, напоминающем выговор Дэвида Сент-Хаббинса из Spinal Tap, до сих пор можно различить неизгладимые эссекские ноты. Даже сейчас, когда он одет в простой несценический костюм и аккуратно подстрижен, внутри него непрестанно кипит хорошо контролируемая энергия. В нём до сих пор сохранилось что-то от мальчишки-хулигана, который в своё время был грозой Базилдона, разрисовывал стены и угонял машины.
«Я просто хотел, чтобы на меня обратили внимание, – пожимает он плечами. – Маме пришлось со мной непросто: и дома, и когда я попадал в суд по делам несовершеннолетних. За всякую фигню – разбитые машины, вандализм, воровство. Мама делала всё, что могла, чтобы меня выгородить, если начинались проблемы с законом. Помню, как однажды около нашего дома остановилась полицейская машина. Она спросила меня: «Это за тобой приехали?» Я сказал: «Да». Я очень хорошо помню, как она им говорила: «Дэвид весь день был дома». А я на самом деле был на улице, рисовал на стене своё имя!»
Всё закончилось тем, что Гэану пришлось каждые выходные проводить в соседнем Ромфорде в специализированном центре, организованном по типу исправительной колонии. «Это была такая скука. Там надо было работать – помню, я упаковывал вещи по коробкам, всё такое. Длинные волосы носить не разрешалось. Туда надо было приходить каждые выходные, так что выходных у меня не было, и всё это тянулось бесконечно долго. Мне очень ясно дали понять, что если я ещё что-нибудь нарушу, то окажусь в колонии для несовершеннолетних. Честно говоря, музыка меня спасла».
Все основатели группы выросли в рабочих семьях, где с уважением относились к религии. Гора и Гэана воспитывали отчимы, своих настоящих отцов они узнали позже. Они росли на роке и соуле, песнях Дэвида Боуи и Гэри Глиттера, Sparks и Kraftwerk. Но когда до Базилдона добралась мода на панк, всё изменилось. Благодаря подешевевшим синтезаторам подростки из рабочих семей с минимальными музыкальными навыками вдруг получили возможность создавать затейливые и современные поп-песни.
«Все эти группы ранних 80-х собирали ребята из рабочих семей, – соглашается Флетч. – Мы росли в эпоху прогрессивного рока, а те, кто его играл, были совсем другие – все учились в частных школах. Когда нам было по шестнадцать, появился панк, и всё изменилось – пришли подростки из рабочей среды, которые учились в художественных колледжах по всей стране и тоже хотели заниматься музыкой».
Для Гэана панк также стал откровением. Раньше он слушал соул, ходил по клубам, экспериментировал с сексом и наркотиками – в основном с психостимуляторами, хотя успел ещё тогда попробовать и героин. Потом он присоединился к фэн-клубу The Damned и начал ходить на концерты Clash, 999 и X-Ray Spex в соседнем Челмсфорде.
«Когда я увидел The Clash, то подумал: «Я тоже так могу», – подтверждает Дэйв. – Мне всегда нравилось выставляться: ещё в детстве, когда к нам приходили мои тёти, я развлекал маму, изображая Мика Джаггера или Гэри Глиттера, всех веселил. Ничего другое у меня особенно хорошо не получалось, но вот это действительно производило на всех впечатление».
Конечно же, Гэан хотел петь в какой-нибудь панк-группе. «Я репетировал пару раз с несколькими командами, – говорит он. – В одной из них на барабанах играл мой друг Тони Бёрджесс. На самом деле, барабанов у него не было, он играл на коробках из-под печенья. Эта группа никогда нигде не выступала, только репетировала после уроков. Они назывались The Vermin. В нашем районе Базилдона они были звёздами. Сами для себя мы уже решили, что станем новыми Sex Pistols».
Когда немедленная рок-слава отказалась приходить, Дэйв отправился учиться в художественный колледж. Но он продолжал «таскать аппаратуру» и иногда петь в «нововолновой» группе одного из своих приятелей – The French Look. На клавишных в ней играл Мартин Гор, который одновременно участвовал ещё и в Composition Of Sound, где Энди Флетчер отвечал за бас-гитару, а Винс Кларк – за гитару и голос. Флетч вспоминает сейчас, что они «безуспешно пытались копировать The Cure». Как и в случае с их ближайшими современниками U2, троих застенчивых и прилежных ребят объединила, как ни странно, религия.
«Мы с Винсом были очень сильно увлечены христианством лет с одиннадцати и примерно до восемнадцати, – объясняет Флетч. – Дэйв – нет, а Мартин ходил вместе с нами в церковь просто потому, что ему нравилось, как там поют. Именно там мы научились играть на музыкальных инструментах и петь – научились своему ремеслу, можно сказать. Каждый год лет с одиннадцати мы ездили на “Greenbelt” – это такой большой фестиваль христианской рок-музыки. Однажды в 1980-м там даже выступали U2».
Флетч больше не ощущает в себе никакой веры и религиозности, и поэтому обречён гореть в аду на веки вечные. «Я хуже, чем неверующий, – подтверждает он. – В Библии сказано, что тот, кто верил, а потом перестал, того Бог отвергнет. А потом я попаду в котёл с кипящей водой и превращусь в пепел. Если честно, в церкви меня больше привлекали возможность пообщаться и музыка. Там можно было встретить разных интересных людей, а в Базилдоне больше нечем особенно было заняться. Можно было либо воровать машины, либо ходить в церковь».
Гор тоже никогда не верил в бога, но его непрекращающийся интерес к духовности до сих пор пронизывает святотатственные ритмы и молитвенные тексты его песен. Хотя он любит госпел и с интересом изучает все религии – от оккультизма до буддизма, – официальной религии Мартин никогда не доверял.
«В какой-то момент мне всё это просто разонравилось, – пожимает он плечами. – Я думаю, Иисус – это один из величайших из всех живших на свете людей. Он никогда не говорил глупостей. С каждой книгой, которую я про него читаю, я всё больше в него влюбляюсь, но, к сожалению, я от этого не превращаюсь в христианина, потому что христианство – это что-то совсем другое».
Кроме того, в юности Гор, «как настоящий праведник», резко отрицательно относился к наркотикам. «Если я замечал, что кто-нибудь рядом со мной их принимает, я просто вставал и уходил, – говорит он. – Для меня это тогда было принципиально, почему – не знаю. Может быть, я так поступал ещё из-за чувства страха, ведь я сам жил довольно спокойно, никогда не имел дела с наркотиками – мне просто не хотелось втягиваться».
Винс Кларк писал песни для Composition Of Sound и руководил всеми делами, но фронтменом группы быть не желал. Однажды, услышав, как Гэан распевает “Heroes” Боуи на репетиции в школе, он предложил ему занять место вокалиста.
«Примерно через неделю мне позвонил Винс, – вспомнает Гэан. – Он спросил: «Это ты с ними там пел?» Я сказал: «Да», хотя вообще-то мы там все вместе пели, но я сказал, что это был я. Они уже играли концерты, а у меня была целая компания друзей, которые обожали наряжаться и ходить на выступления разных групп. Так что у нас сразу собиралась почти гарантированная аудитория – человек тридцать, и это всё были модники из Саутэнда. Ребята, ходившие по клубам по выходным. Странные типы».
Гэан заполнил недостающую часть в мозаике команды. Хотя он всего лишь пел песни Кларка и Гора, его хулиганская харизма привнесла в отлаженный электро-поп группы панковскую рок-н-ролльность. Он, всегда любивший стильно одеваться, придумал квартету новое название – Depeche Mode – в честь французского журнала мод. В дословном переводе это словосочетание означает «быстрая мода», хотя тогда им просто понравилось, что оно круто звучит. Так появилась будущая великая группа.
К началу 1981-го Depeche Mode стали звёздами местного масштаба. Винс Кларк усовершенствовал свой рецепт создания легко запоминающейся, мелодически яркой и жизнерадостной поп-музыки, которая слегка не вязалась с первыми попытками коллектива одеваться в кожу и цепи. Мартину, в особенности, стало нравиться носить юбки и макияж – впоследствии из-за этого все будут без конца строить догадки о его сексуальных предпочтениях.
«Я, честное слово, не знаю, о чём я думал, когда так одевался, – вздыхает он. – Мне очень нравилось, что эта одежда сексуальна, но сейчас, когда я вспоминаю о том времени и вижу многие из фотографий тех лет, мне становиться неловко. Но мне никогда в голову не приходила мысль, что, наверное, я гей. Я всегда знал, что мне нравятся девушки. За всё эти годы я встречал множество людей, которые, естественно, были уверены, что я гей, – и я спокойно к этому отношусь. То, что я не гей, совершенно не важно».
Глава Mute Records Дэниэл Миллер, который в конце концов и предложил им контракт, полагает, что для малоизвестных пост-панк-групп из Эссекса заигрывание с фетишизмом и садомазохизмом, чему они научились от Suicide и Лу Рида, было существенно важным. Это была резкая ответная реакция местных коллективов на готическую и неоромантическую моду. Mode никогда не были «новыми романтиками». Миллер называет их «футуристами» – но «разницы почти никакой», как он говорит. Он мечтал выпускать на Mute современную, ориентированную на европейские образцы электронную музыку, и Mode отлично вписывались в его планы.
Но его первая встреча с группой, состоявшаяся в магазине лейбла Rough Trade на западе Лондона, едва ли предвещала что-то хорошее. «Не то чтобы мне их музыка не понравилась – я, на самом деле, просто не стал её слушать, – признаёт Миллер. – Я был занят чем-то другим, а они хотели, чтобы я послушал их запись, и я сказал, что сейчас не могу. Мне показалось, что они корчат из себя «новых романтиков». Тогда я ещё не знал, что они играют. Впервые я услышал их песни на том концерте в Кэннинг-Тауне. Я даже и не догадался, что это одна и та же группа».
Ничто не говорило в пользу Mute, но Кларк убедил своих коллег по Mode, что чутьё Миллера в области экспериментальной поп-музыки в перспективе сослужит им хорошую службу. «С Mute у нас больше возможностей, – объяснял он в одном из их ранних интервью журналу “Sounds”. – Дэниэл хорошо к нам относится, и нам нравится, как он ведёт дела».
Гор вспоминает, что крупные компании предлагали им «дикие суммы», чтобы они согласились подписать с ними контракт, но они выбрали лейбл Миллера – главным образом потому, что восхищались такими его артистами, как Fad Gadget, The Normal и Silicon Teens. «Нам очень повезло, что мы так решили, – соглашается Мартин. – Одним из тех, кто хотел нас заполучить, был Марк Дин – потом он предложил контракт Wham!, и все знают, каким скандалом всё закончилось. Уверен, что если бы мы связались с любым из этих мейджор-лейблов, группа бы сейчас уже не существовала. Нас бы уже ко второму или третьему альбому выставили за дверь».
Четвёрка скрепила свои рабочие отношения с Mute рукопожатием в начале 1981-го, договорившись разделять все будущие доходы группы пополам между ними и лейблом, – подобная практика впоследствии станет золотым стандартом для ориентированных на исполнителей компаний. Официальный контракт они подпишут только через 20 лет. «Я думал, что если ты справедливо поступаешь с музыкантами, платишь им, даешь им определённую творческую свободу и всё делаешь для того, чтобы их пластинки становились успешными, зачем тогда тебе ещё надо с ними подписывать контракт? – говорит Миллер. – Зачем втягивать сюда адвокатов? Мне это просто казалось нечестным».
Хотя в конечном счёте их необычное соглашение с Mute окажется очень финансово выгодным и для группы, и для лейбла, в начале своей карьеры каждая монетка была у Mode на счету. Даже когда они уже выступали с концертами и записывали первый альбом “Speak & Spell” в 1981-м, Флетч и Гор не бросали работу – в банке и страховой компании на севере Лондона. Когда в июне их второй сингл “New Life” взлетел на одиннадцатое место чартов, они приехали на свою первую съемку для “Top Of The Pops” на метро.
«У меня не было выбора, – пожимает плечами Флетч. – Никаких авансов нам не выдавали. Винс, кажется, получил немного денег вперёд от издателей, и нам заплатили где-то сто фунтов, так что денег у нас было негусто. Нам только и надо было, что на карманные расходы и чтобы можно было маме принести десять фунтов в конце недели, больше ничего. Это было немного странно – думаю, первые два года мы добирались до телецентра, где снимали “Top Of The Pops”, на метро, вместе с инструментами и всем остальным. А на следующий день я приходил на работу, и коллеги встречали меня, стоя аплодируя».
Но как только на горизонте забрезжил успех, планы Mode пошатнулись. Ещё до того, как в октябре 1981-го “Speak & Spell” попал в верхнюю десятку альбомных чартов, Винс Кларк объявил, что решил покинуть группу. «Я никогда не думал, что мы добьемся такого успеха, – говорил он вскоре после своего ухода. – Радости у меня не было. Удовольствия или удовлетворения тоже. Поэтому я ушёл. Всё, что сопутствует успеху, вдруг стало важнее, чем сама музыка. Времени ни на что не хватало».
Сейчас по прошествии лет, Флетч предполагает, что Кларк просто считал, что у него получится добиться большего вне группы – и вскоре он это доказал с Yazoo и, позже, Erasure. «Винс всегда был амбициозным, – говорит Флетч. – Вначале именно он всем руководил. Он нигде не работал, получал в неделю тридцать фунтов и тратил из них где-нибудь четыре пенни. Он, бывало, покупал себе на всю неделю одну буханку хлеба».
Два десятилетия спустя Мартин Гор всё ещё не может понять причин ухода Кларка из группы. «Может быть, была какая-то личная причина, может быть, у нас были нелады в группе, – размышляет он. – Мелкие нелады, если сравнить с тем, что мы пережили за последние 20 лет. Поворотным моментом могло стать то, как он однажды пришёл на репетицию с двумя новыми песнями и начал нам показывать, как их играть, а потом вышел в туалет, а мы взглянули друг на друга и говорим: «Как такое можно петь, это ужасные песни!»
Одна из песен, которую отвергли, посчитав вторичной чепухой, называлась “Only You”, и впоследствии она стала огромным хитом в исполнении Yazoo – поп-дуэта, который Кларк собрал вместе с Элисон Мойет, когда ушёл из Mode. «Оказалось, что это потрясающая вещь, – вздыхает Флетч. – От ошибок никто не застрахован».
Флетч утверждает, что отношения двух групп сразу после раскола были дружескими, но признаёт, что «с Элисон Мойет надо было быть осторожным, потому что она запросто могла тебя поколотить. Мы с ней учились в одном классе, и она лучше всех дралась. Однажды мы все вместе сидели в тесном офисе Mute, и она подумала, что мы будто бы смеёмся над ней, и сказала: «Флетч, если ты ещё хоть раз начнешь надо мной смеяться, я тебе врежу между ног». Никогда не шутите с Элисон Мойет. Она вас тут же прибьёт».
Гор говорит, что Mode «не знали, что дальше делать», когда ушёл Кларк, но что в то же время это стало «подарком судьбы» для него как композитора. Группа поместила в “Melody Maker” объявление, чтобы найти нового клавишника. В конце 1981-го они приняли в свои ряды Алана Уайлдера из западного Лондона, платили ему поначалу пятьдесят фунтов в неделю и приглашали только для концертных выступлений. Полноправным участником группы он стал лишь через восемнадцать месяцев.
Поначалу то, что Уайлдер был выходцем из другого социального слоя, мешало им найти общий язык. «Они были типичные «парни с окраин», – вспоминает Дэниэл Миллер. – Все их друзья жили в Базилдоне, а Алан пришёл из немного другой – немного более «аристократичной», на их взгляд, – среды. Он прекрасно знал своё дело и вначале чуть свысока смотрел на то, что все их песни настолько простые, что их можно сыграть одним пальцем».
Из-за его более продвинутого уровня, сначала Уайлдера прозвали «музыкантом», что в лексиконе панков считалось самым большим оскорблением. «Думаю, здесь роль сыграло моё классическое музыкальное образование, – говорит он. – В группу я принёс энтузиазм и желание больше экспериментировать. А ещё я отчаянно хотел, чтобы к нам относились более серьёзно, а для этого надо было писать не такие легкомысленные, более мрачные песни».
Уайлдер также принёс в Mode некую симметрию, став спутником Гэана в походах по вечеринкам, в то время как близкие друзья Флетч и Гор составили более интровертную пару. Через много лет эти разделения усугубят уже имеющиеся к тому моменту серьёзные конфликты. Но первые впечатления новичка были в основном положительными.
«Они были очень дружной командой, иногда любили выставлять себя хуже, чем есть, и им недоставало уверенности в себе, – вспоминает Уайлдер. – Все музыканты, с которыми я раньше работал, излучали самоуверенность, хотя никакого или почти никакого успеха у них не было. Я никогда раньше не встречал такую группу, как эта, и мне стало интересно, как они за такое короткое время сумели столького достичь. Потом я понял, насколько сильно на них повлиял Дэниэл Миллер. И чем больше я их узнавал, тем яснее становилось, что вся группа до того момента в основном развивалась благодаря Винсу Кларку и Дэниэлу».
Действительно, Миллер очень много помогал Mode записывать и продюсировать первые несколько альбомов, но он сам утверждает, что никогда не диктовал им, как и что делать. «Те, кто так считают, немного преувеличивают, – говорит он. – У меня было не сильно больше опыта работы в студии, чем у них. Но я знал, как им помочь, как сделать, чтобы их музыку узнали».
Алан Уайлдер пришёл в группу как раз тогда, когда романтические отношения Depeche Mode с поп-прессой начали портиться. В то время как их дисгармоничный электросаунд ужесточался, поп-музыка, наоборот, становилась всё слаще. Место поколения влюблённых в синтезаторы групп начала 80-х стала занимать беспроблемная, политически корректная эстрадная чепуха и пафосный и благонадёжный стадионный рок. Мода на синти-поп начала иссякать, но Depeche Mode никого не слушали и продолжали гнуть свою линию. Хотя на протяжении всех 80-х их коммерческая успешность постоянно росла, британские музыкальные критики то и дело пытались списать их со счетов как смехотворную группу, у которой не все дома и которой нечего сказать. Они были как The Cure, исполняющие свои песни на примитивных синтезаторах Casio вместо гитар, как New Order для маленьких, им отказывали в авторитете и загадочности, которые были у этих групп. Рецензенты не жалели хлёстких слов.
«Если бы я сам в то время писал рецензии, я бы оценил нашу музыку невысоко, – признаёт Мартин Гор. – По крайней мере, первые альбома два и, может быть, даже дальше. Но ещё у нас было очень много проблем из-за имиджа. Он у нас был просто мерзким. А если вы кому-то сразу не понравились, и они потом постоянно всем говорят, какая вы плохая группа, то приходится серьёзно потрудиться, чтобы вам снова стали доверять».
Дэниэл Миллер считает, что вначале свою роль сыграл и географический снобизм. «Они были не из Лондона, Манчестера, Ливерпуля или Эдинбурга, – говорит он. – Они были из какого-то Базилдона, а это почти что как деревня. В интервью об этом постоянно упоминали с лёгкой насмешкой».
Дэйв Гэан: «Вы же знаете, как в Англии всё устроено: как тебя впервые запомнят, то и остаётся. Тебе это и после смерти будут припоминать. Когда мы начинали, мы просто делали то, что к нам само приходило, и были счастливы. Всем этим телепрограммам и журналам – “Swap Shop”, “Smash Hits” – мы были интересны. Но на некоторых из наших первых фотографий мы выглядели по-дурацки, и не думаю, что у нас получилось от этого отвязаться».
В 1982-м в Америке, где в дальнейшем Mode провозгласят богами стадионного рока, к группе отнеслись с еще большим равнодушием, чем дома. На концертах короткого весеннего тура Гэан выступал с рукой на перевязи: как нарочно, незадолго до того он свёл свои сделанные ещё в подростковом возрасте татуировки, и шрамы от них сильно воспалились. Тур начался неудачно, а продолжение было ещё хуже.
«Мы выступали в Нью-Йорке в клубе “Ritz”, – вспоминает Флетч. – Тогда с нами впервые играл Алан. За день до того мы снимались в “Top Of The Pops” – не знаю, зачем мы только согласились. В Америку мы прилетели на «Конкорде». К сожалению, это, наверное, был самый неудачный концерт за всю нашу жизнь. Со всеми инструментами были неполадки, играть мы начали только в 2.30 ночи. Один парень на улице сказал мне потом: «Ребят, что с вами случилось? У вас же раньше хорошие были концерты…».
После проходной, записанной без Кларка, пластинки “A Broken Frame” Mode выпустили тройку альбомов, на которых песни Гора стали взрослее, их тексты помрачнели, а звук ужесточился. Альбом 1983 года “Construction Time Again” сводился в знаменитой студии “Hansa” рядом с Берлинской стеной, где Боуи работал над “Heroes”, а Ник Кейв и U2 впоследствии запишут свои знаковые пластинки. В следующие три года они постоянно возвращались в “Hansa”. Её им порекомендовал Гарет Джонс, долгое время сотрудничавший с ними в качестве звукорежиссёра. Деньги также сыграли свою роль: дешевле было всей группой приехать на запись в Германию, чем платить за время в лондонских студиях. К тому же клубы в Берлине не закрывались все 24 часа в сутка, и мальчики из Базилдона начинали постепенно привыкать жить в стиле поп-звёзд и ходить по вечеринкам.
Мартин Гор, который в конце концов на два года переехал жить в Берлин, вспоминает: «Для меня лично это был значимый период в жизни, потому что до того я встречался с девушкой, которая была ревностной христианкой и во всём контролировала меня. Доходило до смешного: ей всё казалось аморальным. Если я смотрел телевизор, и там показывали кого-нибудь без одежды, то я, по её мнению, был извращенцем. Когда мы наконец расстались, я начал встречаться с девушкой из Берлина и неожиданно почувствовал себя намного свободнее».
Гор всё больше начинал интересоваться садомазохистской субкультурой, ходил по известным своими свободными нравами берлинским клубам – там и появились его садоэротические гимны вроде “Master And Servant” с альбома 1984 года “Some Great Reward”, который стал более индустриально-ориентированным продолжением “Construction Time Again”. Но сам автор не считает свой интерес к мотивам подчинения и подавления чем-то существенно важным.
«У меня всего-то одна или две песни, где затрагиваются эти темы, – утверждает Гор. – Да, было время, когда я часто ходил по таким клубам, просто из любопытства. Я никогда ничем подобным серьёзно не увлекался, но это были очень занятные места. Секс – это интересная часть жизни. Может показаться, что я слишком часто о нём пишу, но не думаю, что чаще, чем надо».
Алан Уайлдер подтверждает: «Действительно, в те годы мы наблюдали, как Мартин становится более раскованным. Казалось, что он словно бы пытается наверстать своё прошлое – ведь, как известно, подростком он был очень замкнутым и молчаливым. Он стал чаще ходить по клубам и барам, и мы все узнавали его совсем с другой стороны, когда он, если можно так сказать, давал себе волю – в таком состоянии он больше всего любил напиться и начать стаскивать с себя одежду».
Отношение к Mode как к легкомысленной синти-поп-группе из захолустья всё ещё преследовало их в середине 80-х. Пока Гор заигрывал с невинной садомазохистской символикой, Frankie Goes To Hollywood скопировали их имидж, сделали его более откровенным и коммерчески привлекательным, и попали в чарты. Когда Depeche Mode начали вставлять в песни промышленные ритмы, более радикальные авангардисты вроде Test Department и Einsturzende Neubauten, от души колотившие по железякам, затмили их. Неудачно выбранное время и презрительное отношение критиков способствовали тому, что мало кто смог в полной мере оценить новаторство создаваемой ими поп-музыки.
Для Гэана эти «берлинские» годы были противоречивым временем. К нему приклеилось прозвище “Caj” (от слова “casualty” – «жертва») из-за того, как он невероятно правдоподобно изображал «выжатую» рок-звезду. Но временами он превращался в праведника, осуждая своих друзей за их беззаботное прожигание жизни. «Меня это раздражало, – говорит он сегодня, – но, думаю, так было в большей степени потому, что, как мне казалось, мне самому чего-то такого недостаёт».
В августе 1985-го Гэан женился на своей давней подружке Джоанн. Они переехали в собственный дом в Эссексе, завели несколько спортивных машин и попытались вести счастливую семейную жизнь. Но музыкант был вынужден постоянно разрываться между домом и сценой, ролями заботливого мужа и необузданного фронтмена группы.
«Я бы не сказал, что в каждой из них я себя чувствовал полностью на своём месте. Мне нужно было и то, и другое, – признаёт Гэан. – Мне, несомненно, нужна была семья и стабильность в жизни, но в то же время мне всегда хотелось куда-нибудь ехать, играть концерты. Но со временем, в особенности после всех моих выходок в конце 80-х и начале 90-х, я всё-таки научился, как заниматься и музыкой, и семьёй».
В 1985-м Mode подкрепили любовь внушительной армии своих европейских поклонников, выпустив первый сборник лучших вещей – “Singles 1981-1985”. В следующем году, записывая в Берлине блестящий альбом “Black Celebration”, группа подписала своё первое официальное соглашение с Дэниэлом Миллером, причиной которого стало опасение, что тот может в любой момент умереть.
«Вплоть до того момента у нас не было контракта как такового, – говорит Гор. – У нас было устное соглашение, основанное на взаимном доверии. Но мы начали думать, что Дэниэл становится старше, а ещё у него лишний вес, и что случится, если с ним вдруг что-нибудь произойдёт? Что тогда с нами будет?»
Отношения Mode и Миллера также становились напряженными. Раздосадованный упреками в свой адрес в том, что на альбоме почти невозможно найти ни одной подходящей для выпуска синглом песни, Гор, никому ничего не сказав, уехал на север Германии к своему немецкому другу, с которым был знаком ещё со времён школьных обменных программ. «В то время мы все много друг с другом спорили, – вспоминает Гор. – Дэниэл и Гарет Джонс слишком долго проработали вместе. Это был уже третий альбом, который мы записывали в таком составе, и, думаю, все начали лениться, пропало желание искать что-то новое».
В действительности, грустные баллады в немецком духе и возвышенно-страдальческие колыбельные “Black Celebration” помогли альбому стать самым успешным релизом Mode до сегодняшнего дня. Пластинка достигла третьего места в британских чартах и сделала группу культовым коллективом в Америке; в этой стране их музыку через лицензионное соглашение с Mute выпускает могущественная корпорация Warners. Через четыре года после провального выступления в 1982-м квартет решил рискнуть и устроить ещё один американский тур. Масштабы андерграундной «депеш-мании» их ошеломили.
«Все билеты разлетелись в момент, – вспоминает Флетч. – Мы оказались в странном положении: ни один наш альбом никогда не попадал в Америке в список 40 или даже 100 лучших пластинок, но на концерты к нам приходило по 30 тысяч людей».
Важную роль в успешности Mode в США сыграло появление и распространение «альтернативных» рок-радиостанций. «В Британии нам всегда, в частности, мешало наше так называемое «тёмное прошлое», но в Америке им было на это наплевать, – вспоминает Флетч. – На самом деле, им оно казалось необычным и интересным. Не надо забывать, что панк их обошёл стороной, в то время у них была популярна вся эта ужасающая музыка. В конце 80-х американцы впервые начали слушать что-то другое, кроме Journey и Aerosmith. Этот радиоформат помог группам вроде Nirvana и Pearl Jam выйти из тени».
Алан Уайлдер предполагает, что отчасти их стремление к всемирной славе было вызвано тем, что дома на них смотрели свысока. Будучи непризнанными пророками в своём отечестве, они активно пытались найти поддержку у публики других стран. «В конце 80-х, – говорит Уайлдер, – наша музыка, кажется, идеально соответствовала тому, что тогда искали средние американские подростки: такую группу, которая была бы не слишком экстремальной, но в то же время могла бы выходить за рамки общепринятого».
Во время работы над “Black Celebration” в жизни группы произошли важные изменения. Примерно тогда они наняли для своего тура бухгалтера Джонатана Кесслера, который в дальнейшем станет их первым настоящим менеджером. Также для них впервые снял клип голландский фотограф Антон Корбийн, который во все последующие годы будет создавать их визуальный стиль. Так же, как он это сделал с U2, этот «старый мастер» помог четвёрке нескладных парней с серьёзными проблемами в области имиджа превратиться в героических, культовых и ультрасовременных суперзвёзд.
Гэан считает, что после этого к ним стали относиться серьёзнее. «Мне было очень легко работать с Антоном, – соглашается Дэйв. – Он стремился представить нас в хорошем свете. Для него это была не просто очередная работа на заказ – он был настроен на длительное сотрудничество».
Следующий альбом Mode, “Music For The Masses”, сделает их настоящими звёздами американских стадионов. Альбом записывался в Париже, а его название задумывалось как ироническая ремарка по поводу непрекращающейся непопулярности группы. В действительности, этот сборник грандиозных песен о путешествиях и сексе разошёлся в количестве более чем полумиллиона экземпляров, зацепился за лучшую десятку Великобритании и США и побывал в лучшей сороковке США. Что важно, на сингл “Strangelove” сделал ремикс основатель проекта Bomb The Bass Тим Сайменон – это был один из первых шагов группы в клубную музыку.
В октябре 1987-го, через месяц после выхода альбома, Дэйв Гэан стал отцом. Он и Джоанн дали своему первенцу имя Джек. Через восемь дней в Испании стартовал самый масштабный на тот момент тур Mode. Он продолжался девять месяцев, в течение которых Гэан бросался то в кокаиновый загул, то в разъедающие душу угрызения совести. «Я ужасно себя чувствовал, потому что постоянно изменял жене, – признавался он шесть лет спустя. – Я приезжал домой и лгал ей. Я чувствовал свою вину и очень хотел избавиться от этого ощущения».
Последний из концертов, состоявшийся 18 июня 1988 года на стадионе “Rosebowl” в Пасадене рядом с Лос-Анджелесом, был снят на плёнку для “101” – документального фильма об этом туре – Д.А. Пеннебейкером и его женой Крис Хеджедус. Пеннебейкер, автор легендарного фильма 1965 года “Don’t Look Back” про Боба Дилана, ничего не знал о группе, когда ему поступило от них предложение. В результате “101”, выпущенный в 1989-м вместе с одноимённым концертным альбомом, рассказывает только половину всей истории.
«Дон Пеннебейкер не видел самые неприглядные вещи, которые творились в туре – мы этого не допускали», – признаёт Уайлдер. Но на взгляд Флетча, уже одно то, что “101” дал возможность документально зафиксировать, как группа собирает 70-тысячный стадион, оправдывало выпуск этого фильма. «Никто не верил, что на концерт альтернативной группы может прийти столько зрителей, – говорит он, – и многие такие группы после этого тоже стали собирать огромные аудитории. Мы покоряли мир».
Пока Depeche Mode модернизировали свой саунд, готовясь к приходу нового десятилетия, их неожиданно провозгласили первопроходцами андерграундной танцевальной музыки. Рейтинг их крутости взлетел вверх вместе с ростом популярности рэйв-культуры и эсид-хауса – особенно после того, как детройтские техно-пионеры Хуан Аткинс и Деррик Мэй начали называть Mode в числе своих вдохновителей. Однако поначалу Depeche Mode, когда-то сами увлекавшиеся панком и американской соул-музыкой, были сбиты с толку.
«Когда зародилась рэйв-культура, многие техно-музыканты стали говорить, что Depeche Mode оказали на них сильное влияние, – говорит Дэниэл Миллер. – А они сами вначале не могли этого понять. Мне же было совершенно ясно, почему так происходит, но им эта музыка не слишком нравилась. Они и сами много ходили по всяким вечеринкам, но рэйверами не были».
В 1989-м Depeche Mode побывали в Детройте, чтобы познакомиться с Дерриком Мэем, встречу с которым организовал для них журнал “The Face”. Позже Алан Уайлдер говорил о Мэе, что «никогда не встречал такого высокомерного придурка, как он», а его музыку назвал «офигительно отвратительной». Но Флетч с теплотой вспоминает, как в легендарном детройтском клубе “Industry” их со всех сторон обступили юные чернокожие американцы-тусовщики.
«Дома на нас мало кто обращал внимание, так что когда в Детройте нас окружили тинэйджеры, это было сильно, – соглашается он. – Мы думали, что, значит, всё-таки мы не зря работаем. В то время в клубах продавался только апельсиновый сок и никаких наркотиков. А нам хотелось выпить пива, но его там, к сожалению, не было».
Трудно понять, как на «чёрную» андерграундную танцевальную музыку Америки могла так повлиять подчёркнуто «европейская» синти-поп-группа из одного из самых «белых» районов Британии. Это так же необычно, как и тот факт, что музыка Kraftwerk стала источником вдохновения для создателей хип-хопа. Но Мартин Гор всегда страстно увлекался блюзом, соулом и госпелом. К тому же во время записи “Violator” он, к собственному удивлению, узнал, что его настоящим отцом был афроамериканец, служивший в армии США. Это единственная тема, на которую он отказывается говорить в нашем интервью, потому что она «напоминает о болезненном прошлом нашей семьи».
Начиная с конца 80-х Depeche Mode стали приглашать хорошо себя зарекомендовавших мастеров клубной сцены – от Bomb The Bass до Дэйва Кларка – чтобы те делали ремиксы на их синглы. Даже несмотря на это, Гор всё равно считает, что «девяносто процентов всей танцевальной музыки – полная чушь». Чего нельзя было сказать о химической составляющей рэйв-культуры: во время записи “Violator” в 1989-м не обошлось без внушительных доз «экстази».
«Все проходят через этап очарования наркотиками – когда чувствуешь себя прекрасно и на следующий день никаких последствий, – подтверждает Гор. – Но у меня он надолго не затянулся. У меня всё всегда заканчивалось депрессией на много недель вперёд. Естественно, разные люди по-разному реагируют на наркотики, но в моём случае я в конце концов понял, что мне они никак не помогают».
Но стиль жизни группы, всё больше наполненный излишествами, начинал сказываться на них. «Одна пьянка у нас плавно переходила в другую, и так в течение пяти, шести, семи лет, – говорит Флетч. – И сначала нам это нравилось, но потом всё стало гораздо хуже. Мы не знали меры». Флетч, чего никак нельзя было предположить по его невозмутимо спокойному виду, начал страдать от острой депрессии. Может быть, это была только тогда давшая о себе знать отсроченная реакция на смерть его сестры от рака желудка в середине 80-х или же так проявилась его склонность к навязчивым мыслям, которую он унаследовал от отца. Он начал болезненно фиксироваться на малейших недомоганиях, несмотря на то, что все медицинские обследования показывали, что он здоров.
«Никто не мог его переубедить, никакие слова не действовали, – вспоминает Гор. – Он с несчастным видом сидел в студии и жаловался, потом вставал и шёл еле передвигая ноги, как старик. Однажды, когда он так вышел, мы посмотрели друг на друга и расхохотались, потому что это всё было похоже на какой-то спектакль! Мы думали, что он просто шутит! Но он не шутил. Это было в первую неделю такого его состояния, мы понятия не имели, что у него депрессия».
В конце концов Флетч оставил остальных работать над пластинкой, а сам лёг в “The Priory” – клинику на юге Лондона, в которой через несколько лет будут регулярно проходить курсы реабилитации рок-звёзды.
«Это была совершенно обычная клиника, – вспоминает он. – Сейчас, конечно, знаменитости, которые строят карьеру, считают обязательным там побывать. В моём случае это, ясное дело, было совсем не поэтому. Когда я в первый день туда приехал, то думал, что окажусь в психиатрической больнице. Так забавно – я там встретил парня из The Cure, Лоуренса. У нас с ним были одни и те же проблемы».
В тот раз Флетч провёл в “The Priory” один месяц, и несколько раз возвращался туда в следующие десять лет. Но он уверен, что его психологические проблемы ничуть не отличаются от тех, которые испытывает любой человек, знаменит он или нет. «Думаю, это всё равно бы случилось, участвовал бы я в группе или нет».
Вскоре трудности Флетча покажутся пустяковыми по сравнению с проблемами Гэана. «Дэйв всё больше уходил в свой собственный мир и жил там, – говорит Уайлдер. – Больше всего беспокоило то, что наркотики меняли его характер в худшую сторону: он либо становился агрессивнее, либо терял свою лучшую черту – чувство юмора. Думаю, я это заметил, когда мы работали в Милане над “Violator”. В нём вновь проснулся «хулиган». Помню, однажды он без всякого повода намеренно устроил драку с местными парнями, которые просто шли по улице – их было человек десять. Я не мог сдвинуться с места от страха и ждал, что меня сейчас в любой момент пырнут ножом, но почему-то ему всегда удавалось выйти сухим из воды в таких ситуациях».
Продюсировал “Violator” относительно новый для группы человек – Марк «Флад» Эллис – в дальнейшем он будет работать с U2 и Ником Кейвом, а потом ветеран клубной сцены Франсуа Кеворкиан ультрасовременно его смикшировал. Альбом стал огромным хитом в Европе и Америке в марте 1990-го. Сразу несколько песен из него попали в верхнюю десятку чартов, в том числе техно-глэмовый марш “Personal Jesus”, а также грустная и эффектная песня-плач в танцевальных ритмах – “Enjoy The Silence”. Впервые за всю историю группы и критика и публика единодушно их поддержали.
Тиражи “Personal Jesus” в Америке достигли миллиона после того, как MTV слегка процензурировало клип Антона Корбийна, очевидно, обнаружив в нём намёки на скотоложество. «Когда в клипе появляется в кадре лошадиный зад, за кадром как раз слышно тяжёлое дыхание, – со скептической улыбкой объясняет Мартин Гор. – Я не знаю, пытался ли Антон специально создать такой двусмысленный эффект, – думаю, скорее всего, так вышло случайно. Все эти специалисты по видеопродукции – у них очень своеобразный взгляд на вещи».
Уже в ранге недавно выбранных крёстных отцов зарождающейся «альтернативной» сцены Mode отправились с новым альбомом в тур “World Violation”, состоявший из 75 выступлений. В июне они сыграли два успешных концерта на стадионе “Dodger” в Лос-Анджелесе. В качестве разогревающей группы они пригласили только что появившийся коллектив Electronic, в который входили Бернард Самнер из New Order, бывший гитарист The Smiths Джонни Марр и Нил Теннант и Крис Лоу из Pet Shop Boys. В этот раз Depeche Mode, чью музыку раньше часто сравнивали с музыкой New Order как одежду из обычного магазина с нарядами «от кутюр», были первыми из равных на этом сборе героев электро-попа.
За сценой царило веселье и рекой текли амфетамины. «В день первого концерта я надрался до потери пульса, – вспоминал позже Бернард Самнер. – В гримёрке был душ, и я его весь загадил. За всю свою жизнь не вспомню худшего момента».
Сами Mode, путешествовавшие от города к городу на собственном чартерном самолёте и окружённые огромным количеством помощников, развлекались как звёзды первой величины. «Нельзя сказать, что этот тур был более напряжённым, чем остальные, – полагает Алан Уайлдер. – Билеты разлетались как горячие пирожки, мы хорошо проводили время. Повсюду были таблетки «экстази», но не думаю, что на кого-то они негативно повлияли. Дэйв, по всей вероятности, колол себе героин, но на его выступлениях это не сказывалось, а кроме того в обычных количествах присутствовали алкоголь и разные глупые выходки. Этот тур длился долго, и, может быть, его негативные последствия начали чувствоваться позже, только когда всё закончилось».
Брак Гэана развалился, а во время “World Violation” он влюбился в журналистку из Америки Терезу Конуэй. В апреле 1992-го, уже после окончания тура, они поженились в Лас-Вегасе в часовне, оформленной по мотивам песен Элвиса. Дэйв перебрался жить в Лос-Анджелес, оставив в Англии жену и маленького сына. По зловещему совпадению, в своё время его собственный отец поступил точно так же.
«Мне это постоянно не давало покоя, – говорит Гэан. – Мне казалось, что я бросаю что-то, что уже стало частью меня и что я действительно хотел иметь у себя в жизни, о чём хотел заботиться. Наверное, я из-за этого какое-то время не знал, что делать, и пытался утопить это чувство. Но я больше времени потратил именно на то, чтобы его заглушить – вместо того, чтобы взять и что-нибудь сделать и как-то решить эту проблему, что в той ситуации было бы самым правильным».
В Лос-Анджелесе, не понимающий, что ему делать дальше, Гэан стал заглушать своё чувство брошенности и несоответствия окружающему миру с помощью наркотиков. Как и для дюжин вынужденных уехать с родины британцев, Лос-Анджелес стал для него воображаемым тематическим рок-парком. Его огромная популярность и состояние только усугубляли проблему. Они с лёгкостью открывали ему двери в любой клуб, на любую вечеринку и в любой наркопритон, пусть даже в других сферах своей жизни он терпел неудачи.
«Я начал делать то, что делали все остальные, и потом втянулся, – подтверждает Дэйв. – Проблема заключалась в том, что идея переросла личность, персонаж, которого я тогда играл, вырвался из-под контроля. Ну и тогда, даже когда мы не были в туре, я чувствовал, что, вроде как, должен вести себя в соответствии со своим имиджем. Я ничего не играл и не пел – я мог время от времени изобразить что-нибудь на гитаре, поучаствовать в каком-нибудь джеме с приятелями. Но в остальном я просто играл роль».
Все трудности стали очевидными, когда в марте 1992-го Mode отправились в Мадрид, чтобы записывать следующий после “Violator” альбом. Устраивая в расположенном в получасе езды от города роскошном доме импровизированную студию, четверо участников коллектива надеялись, что совместное проживание поможет им продуктивнее работать над музыкой. В действительности же, когда они, год проведя порознь, собрались вместе в удалённом от города жилище, постоянно расширяющаяся пропасть между ними начала расти ещё быстрее.
«Дэйв изменился, – подтверждает Флетч. – Мы не видели его восемь или девять месяцев. Он отрастил волосы и постоянно рассуждал о каких-то группах, о которых мы даже толком не слышали».
Гэан, вдохновлённый музыкой зарождающейся гранжевой сцены, настаивал на том, чтобы “Songs Of Faith And Devotion” записывался в более «тяжёлом» ключе. «Я твёрдо решил, что нам надо пытаться делать что-то новое, стать кем-то, кем мы не были, – говорит он, – а не превращаться в очередную предсказуемую группу, которая всё время выпускает однообразные пластинки. Я настаивал на том, что нам надо играть жёстче, что музыка должна больше походить на рок. Я хотел, чтобы мы добавили в своё электронное звучание больше «тяжести» и думал, что никто раньше этого по-настоящему хорошо ещё не сумел сделать. В то время было несколько групп с таким более жёстким, блюзовым уклоном – Nine Inch Nails, Nitzer Ebb. Я хотел выплеснуть в музыке всю свою энергию и агрессию. И, если честно, по-моему, я своего добился».
Впервые за всю историю Mode новые песни приобретали форму прямо во время совместных импровизаций в студии. Потом Алан Уайлдер и продюсер Флад дорабатывали их. Но страсть Гэана к хард-року касалась не только аранжировок песен. Он с полной самоотдачей жил в этом опасном мире.
«Дэйв в то время плотно сидел на героине, – говорит Гор, – но я это не сразу понял. Я не специалист по наркотикам, не знаю всех симптомов зависимости. Но он постоянно пропадал, закрывался у себя в комнате – иногда мы его не видели по три дня. И в то же время я чувствовал себя полностью отрезанным от остальных, мне совершенно не хотелось вникать в их проблемы. До того времени мы всегда ощущали себя компанией друзей, а потом вдруг впервые стало казаться, что нам это всё совсем не надо».
Три месяца, проведённые в мадридской студии, оказались невыносимыми. Участники группы почти не общались друг с другом и почти никуда не ходили вместе. Гор замкнулся в себе и ни с кем не разговаривал, много пил и убивал время, играя в компьютерные игры. Гэан прятался в своей комнате с красками и холстами, гитарой и наркотиками. Тем временем, отношения между Флетчем и Уайлдером рушились, обнажая бреши в своеобразном демократическом устройстве группы, которые в конечном счёте приведут её к полному расколу.
«Алан не ладил с Энди, – объясняет Гор. – Мы никогда не скрывали того, что Энди не слишком виртуозный музыкант – когда мы играем концерты, мы отдаём ему некоторые партии, но они не особенно сложные. А Алан в то время очень много занимался самыми важными для группы вещами в том что касалось аранжировок и продюсирования. Думаю, он считал, что это несправедливо, что он получает за свою работу столько же, сколько Энди, который, в общем-то, в студии ничем не занимается».
Через несколько недель Дэниэл Миллер проведал их, чтобы посмотреть, как продвигается запись. «Атмосфера у них там была угнетающая, – вспоминает он. – Дело стояло на месте, никто друг с другом не разговаривал. Алан в одиночестве в наушниках играл на ударных, Флетч читал газету, Флад пытался что-то делать и никто не хотел ему помочь. Звукоинженер дремал, забросив ноги на пульт. «Что за чёрт у вас тут происходит? – хотелось мне спросить. – Вы же только начали, где ваш энтузиазм?»
Хотя Миллера не посвящали в наркотические проблемы группы, он не мог не заметить сломленного состояния Гэана. «У него отлично получалось изображать из себя жертву рок-н-ролльного образа жизни, – со вздохом произносит Миллер, – но потом он превратился в своего персонажа. С ним было очень трудно разговаривать. Дэйв – один из самых весёлых людей, которых я знаю, но в тот момент он начисто потерял чувство юмора и способность смеяться над собой».
Гэан признаёт, что «больше не мог над этим смеяться: я смотрел в зеркало и видел, в кого я превратился. Да, я действительно потерял чувство юмора – наркотики могут с тобой сыграть такую шутку. С ними вообще не очень-то весело. Теряешь чувство чего бы то ни было».
Даже ближайший друг Гэана по Depeche Mode, Алан Уайлдер, с трудом мог его выносить. В один из редких совместных вечеров, который группа проводила в мадридском баре, Уайлдер стал свидетелем того, как Гэан «совершенно без причины» ввязался в конфликт с байкерами из «Ангелов ада».
«Насколько я помню, – рассказывает Уайлдер, – Дэйву не понравилось, что кто-то на него «не так смотрит», и он в самых сильных, какие только возможны, выражениях дал это понять самому огромному и страшному на вид мужику из их компании. Когда все «ангелы» вышли из бара, Флад, Дэрил и я переглянулись, и на лицах у нас было написано: «Вот чёрт, опять начинается…». Всем было ясно, что сейчас будет. Естественно, как только мы оказались на улице после закрытия, на нас напали. Думаю, Дэйву, Дэрилу и Мартину досталось больше всех, хотя не могу сказать, насколько храбро они защищались: будучи прирождённым трусом, я предпочёл не ввязываться в драку и чудесным образом остался невредим, хотя и чувствовал себя из-за этого очень неловко. Как говорится в старой пословице, «парни могут уехать из Базилдона, но…».
Уайлдер говорит, что всё более непредсказуемое агрессивное поведение Гэана «ещё больше усложнило и без того напряжённые отношения в группе. Мы больше не могли близко общаться, и это было грустно, если принять во внимание, какой он в действительности жизнерадостный и увлекающийся человек. У Дэйва, к тому же, очень открытый, щедрый характер, и в этом-то, возможно, и крылась проблема – и да, конечно, все ему так или иначе пытались помочь, но не думаю, что хоть кто-то из нас знал, как это правильно сделать».
Новые настроения Гэана отчасти были вызваны неопределённостью его роли в группе и недовольством, которое он испытывал от подчёркнуто нерок-н-ролльного имиджа своего коллектива. «Я хотел, чтобы у нас был настоящий лидер, настоящий фронтмен, – говорит он. – Я думал, что в том, что мы делаем, сильно недостаёт собственного почерка, что Мартин пишет прекрасные песни, но мы их записываем и исполняем очень скучно и занудно, что я в них не совсем такой, какой на самом деле».
Но несмотря на все трения, которые вызвало стремление Гэана утяжелить звучание группы, оно же привело к появлению новой главы в их музыке. “Condemnation”, вдохновенный электро-госпельный гимн, к примеру, в один миг стал классикой Mode.
«Это одна из тех песен, в которую я вложил всего себя. Когда я её пел, я чувствовал, что меня слышит кто-то наверху. Она до сих пор способна сильно меня взволновать. В ней у меня почти что получилось всё сделать именно так, как я хотел, но у меня не было сил или желания, чтобы действительно довести это до конца. Ко мне то и дело приходили всякие интересные идеи и переживания, но мне не хватало терпения с ними возиться. Этим занимались Алан и Флад».
После благотворного перерыва в работе группа перебралась в Гамбург. Там, как вспоминает Алан Уайлдер, дело пошло не в пример лучше. «К тому времени, как мы продолжили записывать альбом в Гамбурге в гораздо более подходящей для этого коммерческой студии, мы уже успели понять, что чем меньше вокруг околачивается народу, тем быстрее продвигается вперёд работа. Флетч уехал обратно в Англию и лёг в “The Priory”. Дэйв появлялся только когда надо было записать голос, так что в студии оставались лишь мы с Фладом и Мартином, который чуть воспрянул духом, и таким образом мы и заканчивали альбом».
В Гамбурге Гор продолжал беспробудно пить – однажды, как говорят, он умудрился выпить 67 кружек пива за одну одиннадцатичасовую пьянку. Но он смог – по крайней мере, на время – уладить свои конфликты с Уайлдером. В отсутствие Флетча Уайлдер начал чувствовать себя лучше, они с Гором стали чаще проводить свободное время вместе.
“Songs Of Faith And Devotion”, всё-таки завершённый под самый конец 1992-го, начал своё восхождение к миллионному успеху, взлетев на верхнюю строчку британских чартов в марте 1993-го. Для группы этот альбом стал одним из важнейших, хотя Гэан, Гор и Дэниэл Миллер не раз с той поры утверждали, что его итоговая версия – всего лишь бледная, полная недостатков копия того, что они первоначально задумывали сделать. Эти песни ненависти и разрушения, работа над которыми велась в условиях крушащихся дружеских отношений и негативных переживаний, чуть окончательно не убили группу.
«Этот альбом нам дался с трудом – ни с того ни с сего, после всех проведённых вместе лет, мы вдруг стали отдаляться друг от друга, – говорит Гэан. – Труднее всех, пожалуй, пришлось Фладу – ему пришлось всё собирать воедино. Думаю, его запись этого альбома тоже сильно подкосила. Он делал пластинки Нику Кейву, U2, много кому, но он потом мне сказал, что “Songs Of Faith And Devotion” – это самый мрачный альбом из всех, над которыми он работал. Удивительно, что у нас тогда получилось справиться со всеми трудностями. Думаю, наша группа – это нечто гораздо более могущественное, чем любой из нас сам по себе. Это словно невидимая сила, которая нас охраняет».
Mode выжили, записав свой самый мрачный до настоящего времени альбом. Который их не убил, но сделал сильнее, – по крайней мере, так им хотелось думать. Но чудовищно затянувшийся тур, последовавший за выпуском пластинки, доведёт их до самого края пропасти.
Все первые месяцы 1993-го Mode лихорадочно готовились к самому масштабному за свою историю мировому туру – в перспективе выматывающим 156 концертам за пятнадцать месяцев. Несмотря на усугубляющуюся депрессию, шестнадцатого января Флетч женился на своей давней подруге Грэйнн. Тем временем, Дэйв приводил себя в нужную физическую форму с помощью длительных интенсивных тренировок и обзаводясь новыми татуировками – на крылья на спине ушло десять часов. Ни один из этих ритуалов не уберёг его от наркотического хаоса, который ждал их впереди.
О туре “Devotional”, в который вместе с группой отправились 120 человек персонала, в том числе поставщик наркотиков и психиатр, Гэан говорит, что это было всё равно что «сумасшедший дом, выехавший на гастроли». Он сопровождался сердечными приступами, похмельными припадками, передозировками, мрачными вампирскими фантазиями и предполагаемыми оргиями за сценой – конечно же, тур “Devotional” не мог не превратиться в легенду.
«Большинство историй, которые рассказывают о том времени, частично правдивы, – подтверждает Уайлдер. – Все занимались тем, что кому нравилось, и иногда это приводило к печальным последствиям, но надо же было как-то приспособляться к жизни в этом странном и фантастическом мире, вот каждый и изобретал свои собственные маленькие хитрости. Когда я про это вспоминаю, то мне даже не верится, что мы платили психиатру, которого взяли с собой в тур, четыре тысячи долларов в неделю только за то, чтобы он слушал наши бредни – кажется, это была моя идея. Мысль заключалась в том, что он будет оказывать психологическую поддержку тем, кто в ней нуждается, хотя, главным образом, мы думали, что он сможет попытаться убедить Дэйва отказаться от героина, потому что мы не были уверены, сможет ли он продержаться до конца тура в таком режиме. Что смешно: все, я думаю, в тот или иной момент успели проконсультироваться у этого психиатра, кроме самого Дэйва, который был слишком умён, чтобы попасться на наши уловки».
Журналисты, побывавшие на концертах, возвращались с рассказами о превосходящих человеческие возможности сексуальных и наркотических оргиях, творящихся за кулисами. С репортажами, где говорилось о тур-менеджерах, которые после концертов «выбирают из толпы 15-20 самых красивых девушек, по всей вероятности, для ублажения музыкантов». Они писали о том, как вокруг Дэйва Гэана стаей вьются «наркобароны» и о группи, которые одеты в «прозрачные кофточки и чулки и даже не умеют ровно наложить помаду на губы». О том, как группа расслабляется в оформленных в «порно-стиле» вип-зонах, заполненных полуголыми красотками. Другие побывавшие на месте журналисты намекали на ещё более странные выходки, связанные с необычным и, возможно, нарушающим рамки закона применением садомазохистских атрибутов и содержимого мини-баров в номерах отелей. Во всех этих историях, конечно, было много выдуманного и неправильно истолкованного.
«Всё превращается в миф, – вздыхает Мартин Гор. – Никогда мы не делали из тура оргию, он никогда полностью не выходил из-под контроля. Мы бы просто не выжили, если бы действительно всем этим занимались в таких гигантских количествах, о которых все говорят…». Вот, значит, как всё на самом деле было? А мы-то думали… «Ну и продолжайте так же думать, мне же легче», – смеётся Мартин.
Алан Уайлдер согласен, что «тот миф, который создавался о туре “Devotional”, и его развитие к настоящему моменту уже, кажется, нельзя контролировать. В действительности, он был ничуть не более «рок-н-ролльным», чем предыдущие туры Depeche Mode – у каждого был свой собственный мир «в дороге», который существовал параллельно профессиональным концертным представлениям. Просто он длился дольше, чем другие туры, и поэтому о нём сохранилось больше воспоминаний и свидетельств. Его отлично отлаженный механизм работал так хорошо, что часто мы встречались только на два часа на сцене».
Гор вспоминает, что «у каждого из нас были свои степени дебоширства. Не думаю, что я доходил до особенных крайностей во время “Devotional”, – пожалуй, во время “World Violation” я больше всего себе позволял. Тогда как раз заканчивалась эпоха эсид-хауса, вокруг до сих пор было много «экстази». Но к тому времени, как начался “Devotional”, мне уже трудно было всем этим заниматься – не столько физически, сколько психологически. Надо было выбирать подходящее время».
Так и в случае с Флетчем – тур “Devotional” только усугубил уже имевшиеся у него проблемы. «Это было ужасное время, – вспоминает он. – Всё выходило из-под контроля, никто не знал ни в чём меры. У нас всех потом долго были серьёзные личные проблемы из-за этого тура. Повсюду были наркотики, пьянки и гулянки в огромных количествах – но у меня и так был тяжёлый этап в жизни, так что я ими не особо увлекался. У меня были свои трудности, и из-за этого мне было ещё сложнее».
Коллективам, играющим у Mode на разогреве, пришлось несладко. Spiritualized отправились домой уже после нескольких концертов. Потом коллег группы по лейблу Miranda Sex Garden закидали кусками тухлого мяса и собачьего помёта во время их выступления. Несмотря на это, они сохранили хорошие отношения с Mode, а скрипачка группы Хепзиба Сесса впоследствии станет постоянной подругой Алана Уайлдера.
К тому моменту Гэан уже вовсю изображал из себя карикатурного Майкла Хатченса. Когда он бродил по закоулкам огромной футуристической сцены, дизайн которой разработал Антон Корбийн, певец превращался в своего же персонажа – хватающего себя за ширинку техно-гранжевого псевдо-Иисуса. Но всё оставшееся время он прятался от коллег по группе в своей комнате, украшенной свечами и коврами. Общение вскоре сошло на ноль.
«Они ездили в разных машинах, жили на разных этажах в отелях, – со вздохом говорит Дэниэл Миллер. – Не думаю, что с Дэйвом хоть кто-то разговаривал во время этого тура. Они встречались с ним на сцене, а потом Дэйв уходил к себе в гримёрную, к свечам и всему остальному. Алан мало общался с Мартином и Флетчем. Конечно, в чём-то это была очень грустная ситуация. Но если посмотреть на неё с другой стороны, увидеть в ней смешное, то это всё походило на фильм “Spinal Tap”».
По словам Гора, «Дэйв и Алан ездили в отдельных машинах, мы с Энди – всегда вместе». Также он считает, что номера на разных этажах в отелях были практической необходимостью на случай, если каждый участник группы устраивал собственную шумную вечеринку. Такая, например, случилась после концерта в Берлине – закончилась она приездом полиции и тем, что сеть отелей “Intercontinental” внесла группу в пожизненный «чёрный список» постояльцев, которым запрещено у них останавливаться.
В Мангейме Гэан нырнул со сцены в океан жадных рук фанатов, которые чуть его не разорвали. Потом он будет говорить, что всё увеличивающееся количество шрамов у него на руках вызвано этими путешествиями в толпе. Журналист “NME” Гэвин Мартин, побывавший на лондонском концерте Mode на стадионе “Crystal Palace” 31 июля, когда те играли перед 30 тысячами зрителей, отметил измученное состояние Гэана. «У него болезненно серая кожа, под ввалившимися глазами синева. Внутренние поверхности его длинных худых рук все в синяках и царапинах».
Взаимоотношения внутри группы были к тому моменту в кризисе. Остальные участники Mode называли Гэана «сукой». Деловые встречи заканчивались потасовками. В конце лета в туре был сделан перерыв, давший квартету возможность охладить кипящие страсти, подготовить к выпуску концертное видео и сняться в клипе на “Condemnation”, режиссёром которого стал Антон Корбийн. Но когда тур переместился в Северную Америку, с первого же концерта 8 сентября в Канаде безумия продолжились по-новой. Гэана и его старого базилдонского приятеля Дэрила Бэмонте арестовали за устроенную в отеле драку: певец ударил по лицу швейцара, и ему пришлось провести ночь за решёткой.
Пока Mode играли концерты по США, к их безудержному веселью стали примешиваться и тревожные ноты. Восьмого октября в Новом Орлеане Гэана увезли в больницу прямо с концерта с сердечным приступом. «Доктор мне сказал, что будет лучше, если я дальше на концертах буду петь сидя, – говорит Дэйв, – потому что сердце может не выдержать. Я взглянул на нашего менеджера и сказал: «Нет, я так не могу!» Так что мы отменили следующий концерт, я день отдыхал, а потом всё началось опять».
Трагикомические масштабы тура “Devotional” всё возрастали: длящиеся по три дня вечеринки прерывались пугающими перелётами из города в город, во время которых музыканты вынуждены были молиться о спасении своих жизней. В конце ноября, находясь в голливудском отеле “Sunset Marquis”, Гор потерял сознание. Это стало зловещим предзнаменованием будущих драм Гэана, которые случатся в этих же стенах.
«В тот день я ничего не ел, – вспоминает Гор. – За пару дней до того мы снимали клип, и со съёмочной площадки я отправился прямиком в бар и начал выпивать. Потом я пошёл в клуб, встретил там одного парня, который мне кое-что продал, так что я всю ночь был на ногах, часов до девяти или десяти утра. В двенадцать часов того же дня у нас с группой была запланирована деловая встреча, перед ней мне удалось где-то час вздремнуть. Потом я проснулся и понял, что так плохо себя не чувствовал ещё никогда в жизни. Я в буквальном смысле ползком приполз на эту встречу. Подняться я не мог, лежал и только отвечал «да» или «нет» – на большее у меня не было сил. В какой-то момент я попытался встать, и у меня начались судороги – их вызвали остаточные эффекты алкоголя и наркотиков».
Гору эти симптомы оказались уже знакомы. «Это случилось не впервые, – признаётся он. – За две недели до того дня у меня уже такое было, но я об этом не знал, потому что рядом тогда никого не было. Я вдруг проснулся и не смог вспомнить, где нахожусь… для меня это был очень тревожный звонок».
Через месяц Гор устроил в денверском отеле шумную пьянку, после чего его арестовали и заставили заплатить штраф. Потом тур переместился в Азию, Австралию и другие страны. В Южной Африке Алан Уайлдер попал в больницу с камнями в почках. Тем временем, поведение Флетча становилось всё более непредсказуемым. Когда в спорт-баре Йоханнесбурга к нему подошёл очередной охотник за автографами, музыкант осведомился: «Приятель, это не ты ли меня назвал придурком?» Когда выяснилось, что прошлым вечером здесь же случилась перестрелка, в которой принимал участие и этот человек, группа была вынуждена спешно ретироваться через чёрный ход.
Вскоре, страдающий от тяжёлой депрессии, Флетч покинул тур, уехал домой, лёг в клинику и поклялся никогда больше не играть на одной сцене с Аланом Уайлдером. После недели тренировок под руководством Уайлдера на концертах его заменил приятель Гэана Дэрил Бэмонте.
Когда Mode гремели с концертами по Южной Америке, пришли новости о самоубийстве Курта Кобейна. «Мне было очень досадно, – позже признавался Гэан. – Мне казалось, что он украл у меня эту идею».
Сегодня Mode согласны, что, возможно, заключительная часть американских концертов тура с Primal Scream на разогреве была их ошибкой. На участии Primal Scream настоял Гэан. «Я хотел, чтобы мы играли так же, с такой же раскрепощённостью». Флетч к тому моменту уже был в больнице, но серьёзно беспокоился о своих коллегах.
«Я был против того, чтобы устраивать ещё одну серию концертов в Америке, – говорит он. – Пожалуй, это стало не очень хорошей новостью не столько для нас, сколько для них. Не думаю, что они осознавали, в каком состоянии каждый из нас был к тому времени. Наверное, их это потрясло. Не надо было нам устраивать такой долгий тур. Поэтому сейчас мы ездим в туры, которые только наполовину или на четверть такие же длинные. Мы совершили ошибку – после “Violator” решили, что мы короли, думали, что всё можем. И, к сожалению, это оказалось не так».
Клавишник Primal Scream Мартин Даффи вспоминает, что их выступления были «монотонными» и «смертельно скучными»: они играли перед стадионами, заполненными равнодушными поклонниками Mode, которые жевали купленную на вынос пиццу. По утверждению Даффи, «мы принесли больше пользы Depeche Mode, чем самим себе. Мы их заново собрали вместе. Пока мы не поехали с ними в тур, они даже не разговаривали друг с другом».
Когда Primal Scream «разогревали» Mode перед июньским концертом в Джоунс-Бич на Лонг-Айленде, Гэан, находясь под сильным воздействием запрещённых веществ, укусил за шею английского журналиста Эндрю Перри. Перри был в гримёрке Primal Scream, когда заметил там же Дэйва, «вдыхающего кокаин». Гэан что-то пробормотал в адрес Перри, а потом вцепился ему в шею, угрожая «проклясть его», и выбежал из комнаты.
«Я помню, как потом читал об этом в журналах, но, на самом деле, не помню, чтобы я когда-то такое сделал, – смеётся Гэан. – Думаю, в то время я был странно очарован вампирской тематикой. Без шуток, я почти дошёл до того, что совершенно серьёзно начал верить в то, что сам для себя придумывал. В мыслях я совершенно точно мог представить, что я – вампир. Даже кровать у меня дома в Лос-Анджелесе была сделана в форме гроба – огромная двуспальная кровать в форме гроба. Ха-ха, у меня тогда была не жизнь, а сплошной фильм “Spinal Tap…”.
Восьмого июля, в день последнего концерта в “Deer Creek Music Center” в Индианаполисе, Гэан ещё раз прыгнул в толпу, что едва не стоило ему жизни. Он пролетел почти четыре метра, повредил плечо, ударившись о сиденья, и его увезли в больницу. Только к вечеру следующего дня он протрезвел и понял, что у него сломаны два ребра. К тому времени уже истощённый от постоянного приёма наркотиков, он не захотел долго оставаться в больнице, а вместо этого с женой Терезой скрылся от всех в домишке неподалёку от озера Тахо в горах Сьерра-Невады. С ним пока ничего не случилось – но он ходил по самому краю.
Тур “Devotional” закончился, оставив всех участников Mode в эмоциональных руинах, химическом тумане или на больничной койке. Через считанные месяцы прежний состав группы распадётся, а Дэйв Гэан подойдёт близко к полному самоуничтожению. Как ни странно, всё самое страшное у них было ещё впереди.
Месяцы сразу после катастроф “Devotional” должны были бы стать исцеляющими, но вместо этого они подарили группе новые разлады и срывы. В конце августа Мартин Гор женился на своей подружке из Техаса Сьюзан Бойсверт. Дэйв Гэан, который вместе с Primal Scream выступал на фестивале в Рединге, заявился на вечеринку в честь свадьбы далеко заполночь вместе с несколькими участниками Scream. Потом он уехал обратно в свой сумеречный Лос-Анджелес.
Алан Уайлдер расстался с женой и уехал отдыхать вместе с Хепзибой Сессой. Первого сентября пара стала свидетелями ужасной катастрофы, случившейся неподалёку от тихих берегов озера Лох-Эрн в центральной Шотландии. Пока они любовались пейзажем, всего лишь в двадцати метрах от них в землю врезался самолёт «Торнадо» Королевских военно-воздушных сил, засыпав обломками их машину с открытым верхом.
«Мне больше всего запомнилось, насколько сюрреалистично это выглядело, – говорит Уайлдер. – Больше всего меня поразило, что после того, как за считанные мгновения произошла такая трагедия, тут же жизнь вновь пошла своим привычным чередом. Тела двух лётчиков лежали на дороге, и всё так же светило солнце, пели птицы и не было никакой музыки. После крушения всё вокруг странно стихло, хотя ещё за несколько секунд до него мы слышали шум самолёта, который пролетел у нас над головами. Я очень ярко помню эти минуты, вплоть до сегодняшнего дня».
Уайлдер, чья нелюбовь к воздушным перелётам подверглась безжалостным испытаниям во время тура “Devotional”, обессмертит это событие в треке “Black Box” с прекрасного альбома Recoil “Liquid”, вышедшего в прошлом году. Проект существовал ещё с 1986-го и стал для Уайлдера основным после того, как он ушёл из Depeche Mode. Объявлено об этом судьбоносном решении было в июне 1995-го. В заявлении для прессы говорилось, что причиной стало «всё возрастающее недовольство взаимоотношениями внутри группы и методами её работы».
Гор полагает, что главной причиной стали напряжённые взаимоотношения Уайлдера с Флетчем. Но Уайлдер утверждает, что «деньги не играли в моём решении почти никакой роли, потому что они никак не влияли на действительно важные вещи: то, как мы записывали пластинки и как исполняли песни вживую. Если уж говорить об отношениях, то они у меня никогда особенно не складывались именно с Мартином. Я чувствовал, что именно он, в основном, недостаточно ценил то, что я делал для группы, и меня это разочаровывало, потому что в целом мы с ним нормально ладили, и я ценил его талант автора песен. Думаю, его замкнутость мешала ему открыто выражать одобрение или похвалу. Но всё-таки я бы не сказал, что никак не могу об этом забыть. Жизнь слишком коротка, чтобы на кого-то держать зло, так что никаких проблем в отношениях ни с кем из группы у меня нет».
Пока группа разваливалась, в Лос-Анджелесе Дэйв Гэан с головой окунулся в героиновую зависимость. Несколько раз с конца 1994-го он пытался от неё избавиться, но всегда начинал заново. В своём доме в Голливуде он завёл специальную комнатушку, которую называл «синяя комната», – там он мог в одиночестве, ничего не чувствуя, накачиваться наркотиками. Его отношения с Терезой Конуэй зашли в тупик, и они расстались. Дэйв, в своём искажённом состоянии сознания постоянно чувствовавший, что ему что-то угрожает, начал повсюду носить с собой оружие. Он дошёл до того, что колол себе воду, лишь бы испытать мгновенный прилив удовольствия, а однажды проснулся в саду перед домом одного из продавцов наркотиков, который в буквальном смысле снял с него рубашку. Через неделю он вернётся туда за очередной дозой.
«Со мной это случалось намного чаще, чем я думал, – говорит Гэан о своих передозировках. – Иногда я приходил в себя, и выяснялось, что уже прошло два дня, – что-то в этом духе. Вокруг меня умирали люди, всё такое – но мне никогда даже в голову не приходило, что это случится со мной – все наркоманы так думают».
Однажды ночью, когда у него дома гостили мама и сын, Гэан потерял сознание от очередной передозировки. Очнувшись, он обнаружил, что все его шприцы выброшены, и начал лихорадочно искать их в мешках с мусором, а потом закрылся в комнате и снова вколол себе наркотик. Его мама и сын нашли его лежащим на полу ванной комнаты. Сначала он пытался скрыть правду, говоря, что делает себе инъекции стероидов для голосовых связок. Но в конце концов он посмотрел матери в глаза и признался: «Мама, я наркоман». Она ответила: «Я знаю, дорогой».
Август 1995-го стал для Гэана трудным временем. Вернувшись из реабилитационного центра в Аризоне, он обнаружил, что его дом аккуратно разграбили. Сигнализацию кто-то перепрограммировал, и это наводило на мысль, что, возможно, его наркоприятели решили сыграть с ним злую шутку. Дэйв выставил дом на продажу, снял квартиру в Санта-Монике, а потом – номер в отеле “Sunset Marquis”. Вскоре, находясь под воздействием валиума и героина, он позвонил в Англию матери. Посередине беседы он ушёл в ванную комнату, лезвием бритвы глубоко полоснул по запястьям и завязал кровоточащие раны полотенцем.
«Не думаю, что я тогда пытался убить себя, – рассказывает Гэан сегодня. – Наверное, я просто снова кричал, чтобы на меня хоть кто-то обратил внимание, и делал это как-то странно, неправильно. Я хотел исчезнуть – никуда не уйти, всё видеть, но не участвовать в том, что происходит».
К тому моменту, как случайно зашедший навестить Гэана друг заметил его сочащиеся кровью раны и позвонил в «911», Дэйв уже почти ничего не осознавал. Нельзя было терять ни секунды, и врачам «скорой» пришлось зашивать его раны прямо в машине и без обезболивающего. Он пришёл в себя на следующее утро – в палате психиатрической клиники, одетый в смирительную рубашку. «Я сначала подумал, что, наверное, попал в рай, – рассказывал потом Дэйв. – Психиатр сообщил мне, что, совершив попытку самоубийства, я, по местным законам, совершил преступление. Где ещё такое было бы возможно – только в грёбаном Лос-Анджелесе».
Почти сразу после того, как его отпустили из клиники, Гэан вернулся к наркотикам. Тем временем, в Лондоне Гор и Флетч нерешительно начинали думать над первым альбомом Mode, который им предстояло записывать без Уайлдера. В качестве продюсера был приглашён Тим Сайменон из Bomb The Bass, а роль Уайлдера в студии взяли на себя несколько сессионных музыкантов. Сайменон привнёс в саунд группы гибкую динамику трип-хопа. Лучшим примером нового звучания стала “Barrel Of A Gun” с её кровожадными и агрессивными ритмами.
Гор и Флетч, поначалу сомневавшиеся, есть ли смысл в дальнейшем существовании группы, воспрянули духом, когда началась работа над пластинкой. Они позвонили Гэану в Нью-Йорк, где тот проводил время с новой подружкой-бывшей наркоманкой, с которой познакомился, когда проходил очередной курс лечения, пытаясь завязать. Все трое решили, что в апреле 1996-го соберутся в манхэттенской студии “Electric Lady”, чтобы записать вокальные партии Дэйва.
Но всё закончилось печально. Гэан утверждал, что не употребляет наркотики, но смог нормально спеть лишь одну песню. В середине мая запись приостановили, и Дэйв уехал обратно в Лос-Анджелес. Он чувствовал себя униженным и безнадёжным, его самооценка была на нуле. Неясно было, сможет ли он дальше оставаться в группе, коллеги настаивали на том, что ему нужен преподаватель по вокалу, а жена подала в суд заявление о расторжении брака. В довершение всего, наркотическая зависимость доканывала его.
«Мартин позвонил мне, когда я вернулся домой в Лос-Анджелес, после всех этих проблем с голосом, – говорит Гэан. – Он спросил: «Может, нам послать всё куда подальше?» А я ему ответил: «Март, да мне сейчас до этого дела нет». Меня в моём тогдашнем состоянии это совершенно не интересовало».
Состояние Гэана было незавидным. Он начал заниматься с преподавателем по вокалу Эвелин Хейлус, потом возобновил запись в лос-анджелесской студии с Сайменоном. Но контролировать свою зависимость он не мог. В ночь на 28 мая, находясь опять в номере “Sunset Marquis”, он вкатил себе слишком большую дозу «спидбола» – смеси кокаина и героина; героин в этом коктейле был особенно опасной пробы – так называемый “Red Rum”.
Смотря отсутствующим взглядом в глаза драгдилеру, Дэйв вдруг «остро почувствовал, что делаю что-то совсем неправильное. Помню, чувствовал, что, наверное, понял это слишком поздно – дайте мне ещё один шанс. Помню, как я смотрел прямо в глаза парню, который был там со мной тогда, и думал: «О чёрт, на этот раз всё серьёзно». И, в общем-то, помню, как мне захотелось жить. Я действительно почувствовал, что хочу жить».
В номере была и девушка, с которой Гэан только что познакомился в баре отеля. Но драгдилер, опасаясь, что его арестуют, не разрешал ей вызвать «скорую», пока не собрал свои вещи и не смылся. К тому времени, как приехали врачи, Дэйв уже не дышал и его сердце не билось. Когда оно остановилось по дороге в больницу, его спасали «точь в точь как в «Криминальном чтиве».
Сразу после того, как он вышел из больницы на следующее утро, его взяли под стражу, предъявив обвинение в хранении запрещённых веществ. Его закрыли в камере вместе с семью другими нарушителями закона, пока менеджер Джонатан Кесслер не внёс десять тысяч долларов залога. Выйдя на свободу, певец путано заявил журналистам: «Мои кошачьи жизни кончились… быть наркоманом совсем не круто». Также он извинился перед матерью.
Но затем он вернулся в отель и тут же снова принялся за старое. Зашедшие его навестить друзья – в том числе бывшая ведущая телепрограммы “The Word” Аманда де Кадене – подумали, что он твёрдо решил умереть. «Я бы не удивился, если бы мне позвонили и сказали, что он умер, – соглашается Флетч. – Многие пытались с ним говорить, но ничего уже не действовало. Думаю, когда он дошёл до самого последнего своего предела, единственное, что у него осталось – это группа».
Мартин Гор соглашается: «Я не знаю, что ещё мы могли для него сделать. Помню, как кто-то сказал, что, может быть, надо поехать к нему в Лос-Анджелес и присматривать за ним – но это бы не помогло, потому что Дэйв тогда вёл себя очень скрытно. Если бы, например, я это сделал, он бы, наверное, ещё сильнее съехал с катушек».
В результате через несколько дней после передозировки Гэана всё-таки удалось убедить лечь в лос-анджелесскую реабилитационную клинику “Exodus Recovery Centre”, где раньше проходили курс лечения Курт Кобейн и Джеймс Каан. В первые пять дней, проведённые совершенно без наркотиков, как того и требовали строгие правила “Exodus”, Дэйв лежал, привязанный ремнями к кровати, а его тело корёжили судороги. Но это помогло.
«Я принял решение бросить, – подтверждает Дэйв. – Впервые я послушался чужих советов – не в том, что касалось группы, а о том, что мне делать с жизнью. Я начал действительно прислушиваться к тому, что мне говорят: что дальше продолжать так же жить мне нельзя. И благодарить Бога. Оказалось, что можно жить по-другому. Я знал, что мне будет трудно. Я знал, что это будет самая сложная штука из всего, что я когда-либо делал в жизни».
Дэниэл Миллер говорит, что у Гэана были и серьёзные практические мотивы, чтобы расстаться с наркотиками. «Американский суд постановил, что ему больше не выдадут разрешение на работу в США и не разрешат въезд в страну, если он не пройдёт курс реабилитации и не будет два года сдавать анализы, проверяющие, не употреблял ли он снова наркотики, – говорит Миллер. – В первую очередь, ему не хотелось, чтобы его вышвырнули из Америки, и, к тому же, он понимал, что с собой делает, так что в результате всё это заставило его что-то решить».
Дэйв постоянно оставался под наблюдением специалистов из “Alcoholics Anonymous” и “Narcotics Anonymous”; он восстановил свой голос, и группа смогла наконец-то завершить запись альбома “Ultra”. По требованию суда он некоторое время прожил в «трезвом доме» в Лос-Анджелесе вместе с другими бывшими наркоманами, а потом переехал в огромную квартиру в доме в районе Центрального парка Нью-Йорка.
Долгожданный альбом вышел в апреле 1997-го, сразу попал на первое место британского чарта и разошёлся в количестве трёх миллионов экземпляров по всему миру. Его хаотичная смесь упругих хип-хоп-ритмов и готического соула внесла новое в саунд Mode, хотя сегодня Дэниэл Миллер называет “Ultra” переходным альбомом. «На нём слышно, как группа по обломкам восстанавливает свою музыку, пытаясь понять, что им с ней делать дальше».
Когда они раздавали интервью в связи с выходом пластинки, Гэан очень откровенно рассказывал о своих проблемах, в живописных подробностях вспоминая свои наркотравмы. Эти истории не оставили никого равнодушными, но, по словам Дэйва, «я жалею, что так много о них говорил. Я рассказывал об этом всем, хотели они меня слушать или нет. И у многих создалось впечатление, что я об этом говорю так, словно я единственный в мире человек, с которым такое случилось. Иногда после интервью я чувствовал себя, в общем-то, только хуже».
Флетч соглашается: «Я знаю, что читать их многим было интересно, но для нас всех это было ужасное время в жизни. Мы это делали не для саморекламы. Главное, что к настоящему моменту – надо постучать по дереву – мы, кажется, справились с этими проблемами. Я искренне верю, что мы стали лучше. Одному Богу известно, как мы вообще оказались тогда в такой ситуации, но что сейчас важно, так это то, что мы, кажется, действительно смогли всё исправить».
Сегодня Гэан и Гор получают дозы естественных эндорфинов, бегая по утрам несколько раз в неделю. И ещё Дэйв старается избегать своих старых друзей с их нехорошими привычками. «Большинство моих друзей в Нью-Йорке – это люди, которые предпочли больше не пить и не иметь дела с наркотиками, – кивает он. – И большинство из них гораздо более творческие люди, чем те, с кем я раньше тусовался и думал, что они творцы. Когда употребляешь наркотики, ты просто сидишь и рассуждаешь о том, какой ты гениальный, но на самом деле ни фига не делаешь».
Общается ли он до сих пор со своими бывшими тусовочными приятелями? «Не-е-т! – смеётся Дэйв. – Я знать не знаю, где они сейчас! Как только я бросил наркотики, они все испарились».
Дэниэл Миллер очень хорошо помнит тот день, когда Mute подписали официальный контракт с Depeche Mode. В конце концов, это же было всего лишь год назад. После почти что двадцати лет жизни во грехе, две долго сотрудничающие друг с другом стороны наконец-то юридически узаконили свой союз.
Миллер называет это соглашение «формальностью», которая была осуществлена лишь для удобства функционирования группы. И хотя в прошлом Mode много помогали Mute в трудные в финансовом отношении годы, Миллер больше не ощущает зависимости лейбла от группы.
«Когда мы подписали это соглашение, – говорит он, – думаю, они немного смотрели и на другие компании, что те им могут предложить. Но собирались ли они когда-нибудь действительно от нас уйти – этого я не знаю. Мы друг с другом так крепко связаны».
Участники Depeche Mode, которым сейчас около 40, полжизни провели в статусе знаменитостей. Начиная с февраля 1981-го, когда вышел их дебютный сингл “Dreaming Of Me”, тиражи их пластинок превысили 50 миллионов. Сегодня уже не надо далеко ходить, чтобы заметить их влияние в музыке современных коллективов: Ministry, Nine Inch Nails, Smashing Pumpkins, Garbage, Marilyn Manson, даже U2 и Prodigy – у них всех его можно найти. Неплохо для группы, которую когда-то пренебрежительно называли «игрушечными Kraftwerk».
У всех троих музыкантов сейчас есть жёны, дети и деловые интересы вне группы – и все трое, если захотят, могут себе позволить провести остаток жизни, прогуливаясь по магазинам, где продаётся всё для садоводства.
Сегодня, после трёх лет, в течение которых они восстанавливали разрушенные отношения и здоровье, настроение в стане Mode позитивное. В 1998-м они съездили в свой первый свободный от наркотиков тур, сыграв лишённую помпезности серию концертов в поддержку своего второго сборника лучших вещей “Singles 1986-98”. Гэан взял с собой своего консультанта, помогающего ему справиться с зависимостью, а за кулисами не было ничего крепче, чем вино. В целом эти концерты, более камерные и минималистично оформленные, перенёсшие слушателей в поп-прошлое группы, приняли хорошо.
В прошлом году Гор с женой переехали в Южную Калифорнию. Именно там и была записана основная часть “Exciter”. С подачи Марка Белла, Гэан спел большую часть вокальных партий, находясь в студии в одиночку – может быть, поэтому его голос в новых песнях звучит как никогда раньше выразительно и прочувствованно.
«Я знаю, что так у меня всё получается гораздо лучше, – подтверждает Гэан, – и что я действительно вношу в нашу музыку что-то, чем могу гордиться. Раньше было время, когда я чувствовал, что не совсем участвую в процессе – вроде того, что у меня есть интересные идеи, но их же всё равно никто не хочет слушать, так что зачем вообще пытаться что-то предлагать? Это было глупо. Я чувствовал себя недооценённым, хотя нельзя сказать, что я мог так уж много предложить. Я неправильно к этому подходил – в очередной раз я пытался привлечь к себе внимание, хотел, чтобы меня заметили».
Возможно, тот факт, что все трое участников Mode сейчас живут за тысячи километров друг от друга, действительно о чём-то говорит. Но Флетч настаивает на том, что конфликты внутри коллектива, которые сделали процесс записи предыдущих пластинок таким болезненным, сейчас разрешены.
«Когда мы начинали работать над этим альбомом, мы собрались и поговорили друг с другом, – рассказывает он, – и разобрались со всеми проблемами в отношениях, которые у нас были. Благодаря этому, в частности, запись этого альбома прошла так успешно. Даже если на самой пластинке это не заметно, мы всё равно можем подтвердить, что очень хорошо провели время. Должен признаться, несколько лет назад я даже не думал, что когда-нибудь ещё смогу такое сказать».
Но куда бы делись эти настоящие невротики из «нового города» без своих разладов, ссор и обид? Не беспокойтесь – как уверяет Флетч, полностью они не исчезли. «Мы всё так же спорим друг с другом, – признаёт он. – У нас до сих пор случаются конфликты. Но любой группе без них не обойтись. Никогда не бывает, что в группе всё идёт идеально и гармонично. Мартин – один из моих самых лучших друзей. Дэйв для меня как брат, отношения у нас с ним похожи на те, которые складываются в семье. Мне не обязательно надо быть лучшим другом Дэйва, чтобы играть с ним в одной группе».
«У них с самого начала были конфликты, – подтверждает Дэниэл Миллер. – Это одна из неотъемлемых составляющих Depeche Mode. Не могу себе представить, что когда-нибудь хоть какие-то из их споров сами собой прекратятся. Так повелось, что настоящими друзьями в группе всегда были Мартин и Флетч. И Винс тоже, они все друг друга знали. Дэйв пришёл позже. Остальные вместе выросли и знали друг друга с детства. Всё из-за Базилдона – из-за того, что они из разных его районов».
И вот так все дороги приводят нас обратно в Базилдон. В школьные годы, в компании друзей-подростков, к больно ранящей жестокости жизни, с которой сталкиваешься, когда растешь странным в странном городе. Ребята могут уехать из Эссекса, но полностью избавится от Эссекса в себе у них так и не получится.
«Мало что изменилось, – говорит, пожимая плечами, Мартин Гор, забравшийся с ногами на дизайнерский диван студии в Ноттинг-Хилле. – Недавно на меня напали недалеко отсюда, рядом с «Портобелло-Роуд». Совершенно без причины, как тогда, когда мне было семнадцать. Подошли двое парней, было пять часов вечера, мы шли вместе с журналистом из Америки. Один из них сказал: «И что это ты на меня так пялишься?» А потом он подошёл ближе и ударил меня».
Бедный Мартин. Наверное, подобные гадости тебя преследовали постоянно.
«Нет, – задумчиво произносит он, – такое со мной было только два раза в жизни – сейчас и тогда».
Альбом “Exciter” выходит в следующем месяце на Mute, его появление предваряет сингл “Dream On”.
Наслаждайтесь тишиной: 20 лет альбомов Depeche Mode
“Speak & Spell” ***
(дата выхода: ноябрь 1981-го; 10 место британского чарта)
Аккуратный, яркий, игрушечный европоп с ангельскими гармониями, ритмами Hi-NRG и едва заметным гомоэротическим подтекстом. Сладкие мелодии вроде “New Life” и “Boys Say Go” уже к концу 80-х покажутся до смешного поверхностными, но прошедшие годы придали этой дебютной пластинке наивное очарование.
Тогда же вышли: Soft Cell “Non-Stop Erotic Cabaret”; Human League “Dare”; Ultravox “Rage In Eden”.
“A Broken Frame” **
(дата выхода: сентябрь 1982-го, 8 место британского чарта)
Мажорные поп-нотки в духе Винса Кларка всё ещё временами слышны, но над ними преобладают минорные аккорды и невротические тексты Мартина Гора. И даже суровая атмосфера альбома, словно заимствованная с первых релизов Factory Records, не спасает эти переходные, нечёткие песни.
Тогда же вышли: Duran Duran “Rio”; Майкл Джексон “Thriller”.
“Construction Time Again” **
(дата выхода: август 1983-го, 6 место британского чарта)
Появление сэмплеров и новое увлечение Гора индастриалом выливаются в сборник тоталитарных рабочих песен и сатирических зарисовок на тему успеха в шоу-бизнесе; самый яркий пример – “Everything Counts”. Угловатые ритмы по-прежнему портят картину.
Тогда же вышли: Japan “Oil On Canvas”; Eurythmics “Sweet Dreams”; Einsturzende Neubauten “Kollaps”.
“Some Great Reward” ***
(дата выхода: сентябрь 1984-го, 5 место британского чарта, 51 место американского чарта)
Всё более жёсткие ритмы и металлически звучащие аранжировки всё чаще сопровождают первые экстремальные поп-шедевры Гора: “Master And Servant”, “Blasphemous Rumours” и болезненно личную, сыгранную на пианино балладу “Somebody”. Увесистые, модные танцевальные ритмы альбома, характерные для музыки середины 80-х, звучат совсем неплохо.
Тогда же вышли: Frankie Goes To Hollywood “Welcome To The Pleasuredome”; Мадонна “Like A Virgin”.
“The Singles 81-85” ***
(дата выхода: октябрь 1985-го, 6 место британского чарта)
Путешествие из Базилдона в Берлин и обратно – альбом включает все хиты и завершает целую эру в истории Mode. На горизонте уже показалась Америка.
Тогда же вышли: Blancmange “Believe You Me”; The Jesus And Mary Chain “Psycho Candy”; Orchestral Manoeuvres In The Dark “Crush”.
“Black Celebration” ****
(дата выхода: март 1986-го, 4 место британского чарта, 90 место американского чарта)
Самый завершённый из всех выпущенных до настоящего момента альбомов Mode, с которым они стали популярны у американской аудитории, характеризует впечатляющее обращение со звуковыми коллажами, многослойными вокальными гармониями и симфоническими аранжировками. Альбом очень разнообразен: Гэан поёт в стиле Моррисси, а Гор сочиняет песни в духе довоенных немецких кабаре.
Тогда же вышли: Erasure “Wonderland”; The The “Infected”; Sigue Sigue Sputnik “Dress For Excess”.
“Music For The Masses” ***
(дата выхода: сентябрь 1987-го, 10 место британского чарта, 35 место американского чарта)
В Британии пластинка продавалась хуже, чем предыдущие альбомы, но принесла им огромный успех за границей, особенно в Америке. Этот безупречный сборник мрачных песен-путевых дневников запечатлел Mode на пороге перехода из статуса культовой группы в явление массовой культуры.
Тогда же вышли: INXS “Kick”; U2 “The Joshua Tree”; The Jesus And Mary Chain “Darklands”.
“101” **
(дата выхода: март 1989-го, 5 место британского чарта, 45 место американского чарта)
Двойной концертный альбом подводит итог первому десятилетию карьеры Mode, но эти переаранжированные хиты мало что добавляют к своим студийным оригиналам. Чёрно-белая величественность и тонкая наблюдательность фильма, давшего жизнь пластинке, теряется в стерильном двумерном воспроизведении.
Тогда же вышли: U2 “Rattle And Hum”; New Order “Technique”.
“Violator” ****
(дата выхода: март 1990-го, 2 место британского чарта, 7 место американского чарта)
«Взрослый» и невероятно коммерчески успешный альбом, на котором кристально чистые поп-гармонии соединяются с механическими ритмами и бесстрастной, ориентированной на танцполы звукорежиссурой, демонстрирует превращение Mode просто из отличной сингловой группы в великолепный «альбомный» коллектив.
Тогда же вышли: Massive Attack “Blue Lines”; Pet Shop Boys “Behaviour”.
“Songs Of Faith And Devotion” ****
(дата выхода: март 1993-го, 1 место британского чарта, 1 место американского чарта)
Ещё один полностью завершённый эпический альбом, наполненный необыкновенными кибер-госпельными песнями и выжженными библейскими звуколандшафтами; широкомасштабный эксперимент по прочувствованному самобичеванию, осуществлённый на нём, поднял Mode на более высокий музыкальный уровень, несмотря на обстановку, сопровождавшую создание альбома.
Тогда же вышли: Nirvana “In Utero”; Nine Inch Nails “The Downward Spiral”; Пи-Джей Харви “Rid Of Me”.
“Songs Of Faith And Devotion Live” **
(дата выхода: декабрь 1993-го, 46 место британского чарта)
Был ли это необычный эксперимент или попытка по-быстрому заработать на успехе лёгкие деньги – хотя песни на этом концертном альбоме шли в том же порядке, что и на студийной пластинке, они, так или иначе, мало что добавили к уже существующим оригиналам, кроме шума толпы, более развёрнутых госпельных аранжировок и разговоров Гэана с публикой. Сами песни остались настолько же грандиозными, но эти их помпезные версии на классику не тянут.
Тогда же вышли: Portishead “Dummy”; New Order “Republic”.
“Ultra” ***
(дата выхода: апрель 1997-го, 1 место британского чарта, 5 место американского чарта)
На завершённом вопреки наркозависимости Гэана и уходу Уайлдера из группы, выстраданном альбоме, с которым группа возвращается к слушателям, они обращаются к структурам европейского хип-хопа. Изобретательные ритмы и шероховатые переплетения звуков, созданные Тимом Сайменоном, приятно слушать, но в целом пластинка записана с усталым и неровным настроением.
Тогда же вышли: Prodigy “Fat Of The Land”; Chemical Brothers “Dig Your Own Hole”.
“The Singles 86-98” ***
(дата выхода: сентябрь 1998-го, 5 место британского чарта, 38 место американского чарта)
Путешествие из Базилдона в ад и обратно. Альбом включает все хиты и завершает ещё одну главу истории Mode. Это прекрасный сборник, но по нему видно, что если пластинки группы становятся всё интереснее, то синглы DM уже не такие заводящие с пол-оборота поп-песни.
Тогда же вышли: Duran Duran “Greatest”; Marilyn Manson “Mechanical Animals”.
Это какой-то оксюморон, однако! 
Но я её прочитала и посмею даже сказать, что это, на мой взгляд, лучшая статья о ДМ. Тут нет этакого сарказма, который обычно присутствует в подобных вещах, плюс автор, видно, глубоко исследовал творчество ДМ и все подробности жизни группы. Даже написано всё так... хоть роман пиши, прям чувствуются все взаимосвязи событий (впрочем, это сама история ДМ такая, словно паутина).
